В поисках короля

Вдруг по соседнему столу гулко застучали деревянными кружками и забили об пол ногами, требуя тишины. Видно так делали часто, потому что придорожня медленно, но затихла. На стол взобралась пьяная растрепанная женщина в съехавшем платке. Судя по некогда цветущему внешнему виду, она была не из местных, а судя по дорогой ткани грязного рваного платья — знавала лучшие времена. Женщина села прямо на стол, по-варварски скрестив ноги, и взяла протянутую гитару. Лависса разглядела у нее на запястье тонкий браслет с тянущейся к локтю цепочкой, наверняка соединенной там с еще одним браслетом. Выкупная. Сама себя продала в долг, а теперь отрабатывает.

Почтительно молчание действовало заразительно, все ждали, что будет, даже варвары. Женщина взяла пару довольно чистых аккордов и запела негромким приятным надтреснутым голосом.

 Догорает огонь, пустота, тишинаЗатопила молчаньем холодным твой дом.И еще одна ночь, не принесшая сна,И опять темнота за высоким окном!Тихо меркнет и падает с неба звезда,Вновь заходится сердце в холодном огне.Он уже не придет, не придет никогда…

Дева, плачь — он ушел и погиб на войне.

Разом растерявшая интерес Рут отвернулась от певицы и тихо заговорила со склонившимися к ней варварами. Судя по интонации, объясняла смысл песни тем, кто не знал языка. Варварки презрительно зафыркали и вернулись к еде, но тихо, чтя законы чужого места.

Певица сухими блестящими глазами взглянула на варваров и ударила по струнам громче, одна струна вырвалась из-под нетвердых пальцев, задребезжала.

Перед ранней зарей он простился с тобойИ шагнул за порог в золотистый рассвет.Не померк небосвод и в дали голубойСнова солнце взойдет, а его больше нет!

Голос певицы все-таки сорвался и зазвучал пронзительно и фальшиво, но утирающие слезы девки и грустные, обуреваемые героическими чувствами мужчины, хулить певицу не стали. Легко ли голос удержать, когда так надрывается сердце.

Никогда больше всадник, нарушив покой,Не придержит коня у крыльца твоего.Ты осталась одна рядом с черной тоской,Дева, плачь: ты навек потеряла его…

Лависа почувствовала, что по лицу течет. Она хлюпнула носом и посмотрела на Рут. Варварка испытующе присматривалась к оставшемуся мясу. Черноволосая девушка что-то сочувственно спросила, погладив себя по животу. Рут отрицательно покачала головой, щелкнула по горлу и ткнула двумя пальцами в открытый рот. Мужчины засмеялись, вызвав неодобрительные взгляды всей придорожни — певица подходила к самому драматичному моменту.

Будет время катиться прозрачной волной,

Но не властно оно над любовью твоей,Одиночества черная тень за спинойУпадет темной тканью на полосы дней.Знай, покоя душа никогда не найдет,И тебе не дано еще раз полюбить,И забвенье к тебе никогда не придет,Дева, плачь — ты не сможешь его позабыть…

Певица закончила на высокой заунывной ноте, напоминающей вой, и резко бросила гитару. Знакомый с этой ее привычкой мальчишка-побиральщик ловко подхватил хозяйский инструмент, не дав ему разбиться.

— Проклятая война унесла моего Ирни! — Женщина размазала слезы, черные от краски, которой она подводила глаза. — Проклятые варвары убили моего жениха!

— А другого с такой рожей она себе не нашла. — Сказал вдруг один из варваров, подмигивая соседке.

Та хихикнула и скинула его руку со своего колена.

— Конечно, разве может проклятущее племя убийц понять такую песню? — Надрывалась женщина. — Разве может дикарская шлюха знать скорбь подобной любви?

Вся придорожня обернулась к варварам, предвкушая развлечение. Хмель и Герк уже пробирались вдоль рядов, чтобы увести Лависсу.

— Конечно нет. — Тихо согласилась Рут, пристыженно опуская глаза. — Нам не понять таких песен.

Не успела певица возликовать, как варварка подняла глаза и добавила:

— Ведь мы, дикарские шлюхи, не сидим дома, когда наши мужчины отправляются на войну. Мы идем вместе с ними, и с ними умираем.

Певица подавилась словами, вытаращившись на наглую морду размалеванной девки. Один из мужчин, ухмыляясь, переводил своим сказанное.

— Ну так и умри! — Взвизгнула певица, но не успел никто ничего сделать, как щелкнул кнут и жесткий удар скинул ее со стола.

— Ты у меня дождешься, крысья мать!