В поисках короля

— Это Герк, лордский рыцарь. Был лордский гвардеец. Когда Тринидад пришел сюда, они его так отделали, что все думали — помрет. Только у Магритт так просто не помрешь, не расплатившись сперва за это. Болел долго, а как очнулся — лорда уже нет, рыцарей тоже больше нет, от замка одни руины. И звал он все в бреду: «Лависса, Лависса!». — Мальчишка ухмыльнулся и сделал неприличный жест. — Только Лависсу его, говорят, Тринидад увез себе, до девок он охочий. Денег у него не осталось, в поле работать он не умеет, а даром кормить его никто не собирается. Лучше бы Магритт его не выхаживала, было б милосердней. Варваров с тех пор он ненавидит люто, вот на вас и полез. Только хрена с два вы бы его скрутили, если б он не налакался, Герк очень хорошо дерется. Наемники, как ни проезжают, все его с собой зовут, а он рожу воротит. За деньги не хочет драться, говорит, у него «убеждения». Да только убеждения теперь вместе с лордами сгинули, это понимать надо.

На середине рассказа вышел сам придорожник, вытирая красные распаренные руки полосатым полотенцем.

— Он мне должен за выпивку семь железок, паршивый сукин сын.

— Держи. — Хмель отсчитал придорожнику семь маленьких монет. — И на вот тебе за рассказ.

Счастливый мальчишка попробовал монету на зуб и убрал ее за щеку.

— Ты что делаешь? — Не поняла Рут.

— Мы его заберем. — Пояснил Хольт, отвязывая и так неподвижного рыцаря от коновязи и с трудом взгромождая его на седло. — Здоровый какой! Судьба у меня такая, что ли, в последнее время, бессознательных мужиков возить?

— Зачем он тебе? — Недоумевала Рут. — Оставим его здесь, к утру проспится.

— Во-первых, он поет хорошо. — Хмель наставительно поднял палец. — Во-вторых, негоже бросать пьяного человека ночью одного в такой холод, он может застудиться и полгода ходить кровью, а это больно. В-третьих, если он и вправду хороший боец, то пригодится нам в пути до Кастервиля.

— С чего ты взял, что он согласится помогать варварке? — Хмыкнула Тринидад.

— Не варварке, а беззащитной женщине, на которую он подло напал со спины с ножом в руке. Которая, между прочим, не бросила его тут загибаться, а даже всячески благородно помогла, что подлой варварской породе вообще несвойственно. Да он тебе ноги будет лизать и прощенья клянчить! Ты же слышала, у него «убеждения»!

Глава 20. Искупление

Первый раз Герк напился в одиннадцать лет, второй — в шестнадцать, третий — в восемнадцать. Четвертый, пятый и шестой он не помнил, но каждый раз его потом преследовала такое зверское похмелье, что рыцарь клялся перед алтарем Троеликой, что больше никогда… точно никогда… но ухмыляющееся и всепонимающее лицо рыжей ведьмы Творящей прощало его и поощряло к новым возлияниям.

Но так плохо раньше не было никогда, и дело было не столько в дрянном питье, сколько в ударе по животу. Его Герк еще помнил, остальное плавало в тумане винных паров.

Он почувствовал, что к нему кто-то подошел, и с мукой открыл глаза. Склонившееся женское лицо в ореоле белокурых волос показалось до боли знакомым.

— Лависса?

— Очнулся. — Сказала женщина с противным гортанным акцентом. — Ты мне монету проспорил.

— Нечестно! — Возразил обиженный мужской. — Мы договаривались, что он сам проснется, сам!

— А он как проснулся?!

— Ты что-то сделала!

— Я?

— Вообще, зачем ты к нему подошла? Он бы так не поднялся еще полдня!

— А ну давай мне сюда монету, коровья отрыжка, не то я тебя загоню в жгучелист, и будешь там сидеть!

Пользуясь тем, что женщина отвернулась, Герк сгреб ее за длинные волосы и дернул на себя. От последовавшей пощечины голова раскололась надвое. Проваливаясь в забытье, рыцарь успел услышать сочувственный мужской вопль: «по хмельной голове, бесчувственная дикарка!».

Второй раз просыпаться было легче. Деревянный сарай Магритт не изменился с тех пор, как он побывал в нем в прошлый раз, разве что развешанные над потолком травы превратились в сухие веники. В углу, задрав ноги на деревянный чурбак, сидел молодой мужчина и срезал ногти большим ножом с широким обоюдоострым лезвием. Он заметил, что Герк проснулся, но занятия не прекратил. Рыцарь окинул взглядом круглое лицо с хитрыми глазами прощелыги, сильные руки в ниточках шрамов, присмотрелся к знакам на одежде, и презрительно отметил про себя, что имеет неудовольствие лицезреть наемника.

Тот закончил с ногтями, придирчиво осмотрел результат, поднялся и протянул Герку глиняную бутыль в веревочной оплетке. Рыцарь брезгливо скривился.

— Я не возьму угощение из рук поганого наемника!

Парень задумался, поболтал бутылью, сделал глоток, крякнул, потом сощурился.

— А я тебя и не угощаю. Медяшка глоток, благородный сэр.

— Поди прочь, смерд.

— Сам иди отсюда! Если сможешь.

— Корчишь из себя рыцаря, сэр? — Поинтересовалась вошедшая женщина, откидывая со лба светлые волосы. — Рыцарей больше нет.

Хуже наемника мог быть только варвар, а хуже варвара — варварка: бесстыжее, грязное, нечестивое существо, не имеющее понятия о чести и совести.

— Что вам нужно от меня?

— Это мы могли бы спросить. — Наемник ткнул ему в грудь пальцем. — Это ты полез с ножом на Рут.