В поисках любви

Мне кажется, он все еще рядом. В комнате, – замолкаю, отворачиваясь от ноутбука. Сашка сидит на диване в позе лотоса, и смотрит ошарашенными глазами. Глубокими и темными, будто бездна ночного Алтая. – Что скажешь?

–Это ты сама написала? Про иголку в глазу? – она морщится. – Брр… мерзость. Но впечатляет. А что снится?

Ее короткие волосы манят прикоснуться к ним. Блестят муссом в свете дня. Рву нить разговора.

– Оксана? – она щелкает пальцами. – Прием-прием.

Смеется.

– Я… – вспоминаю вопрос. – Да, я сама. Это на самом деле так мерзко, Аль. И потом, я чувствую, что этот… человек… из сна, он каким-то образом перебирается в реальную жизнь, сюда, в эту комнату. Но потом исчезает.

– Фредди Крюгер?

Ловлю ее улыбку, как солнечного зайчика. Стараюсь не замечать собственных туч.

– Нет. Что-то другое. Фантом. Он хочет играть, но… игры его слишком страшные и…кровавые. Боюсь признаться, но иногда мне нравится…

– Ну-ка, девочка, ну-ка!? С этого места поподробнее.

Задумываюсь. Что я могу рассказать ей? И что готова?

– Я прочитаю тебе. Я тут набросала кое-что по памяти…

– А курсовую набросала?

Игнорирую. Учеба тянет меня вниз, не позволяет мечтать. Хотя и это – далеко не мечты:

– Странный дом, с подвалом, в котором убивают людей. Болью там пропитан каждый сантиметр, каждая молекула сырых от крови стен. Там так холодно, что я принимаю блеск острых скальпелей за бахрому инея, выросшего на металлическом столе. И почему-то я слышу тихий детский плач откуда-то из-под лестницы. Он вытекает из щелей красной слизью и растекается по полу бледно-розовым пятном. Обволакивает мои босые ступни. А я не могу пошевелиться, потому что пристегнута к какому-то странному столбу, похожему на пыточные агрегаты из средневековья. На мне почти нет одежды. Кожа горит от свежих ссадин и ран. Ощущаю жар собственной крови, стекающей к ногам. Ее призыв к свободе. К освобождению.

Ничего не будет.

Скрип ступеней знаменует смерть. Она спускается ко мне, и я вижу ее странное, белое лицо. Маску из человеческой кожи, надетую поверх настоящего, живого лица. В руке у моего истязателя плеть, со стальными наконечниками, звенящими, будто колокольчики Фэн-шуй. Его шаги – удары тяжелого молота. Так близко, что я готова умереть. Или проснуться. Но боюсь, что он последует за мной в обе стороны…

Хотя это все, что я записала, я помню немного больше. Иногда человек рассказывает мне о ребенке, плачущем под лестницей. Он говорит, что это мы причиняем ему боль. Именно тогда я понимаю, что не одна. Что вместе со мной здесь томятся еще девушки. От такой памяти у меня всегда дрожат руки. Вот и сейчас. Прячу их в карманах толстовки.

– Оксан, это просто сны.

Скрипит диван. Тонкие ручки обнимают мою шею. И сразу становится теплей.

– Я помню еще кое-что, – шепчу, но она слышит.

– Мм?

– Веревку, которой он связывает меня. Она мокрая и скользкая, как змея.

– Тебе нужно к психиатру, родная. Он поможет разобраться, что к чему… – скажи это кто другой, я бы взорвалась от бешенства. Но это моя Сашка. Девятнадцатилетний человечек, который желает мне только добра. – К счастью, у Александры, как в аптеке, есть все.

Она целует меня в макушку и возвращается на диван. В позу лотоса.

– И психиатр? – разворачиваюсь к ней, скептически улыбаясь.

– Свершилось чудо! Госпожа Алтай вернулась из виртуальной жизни!

– Ну, хватит…

– Да, солнце. И психиатр. Он помог многим девчонкам выбраться из ада. А они помогли ему. Это… бартер.

– Бартер?

Делает неприличный жест рукой у открытого рта. Водит языком за щекой.

– Господи… А деньги он не берет?..

– Сестренка, поверь мне, студенты столько не зарабатывают. Посмотри на это с другой стороны – тебе, мне, всем остальным девчонкам несказанно повезло! В нас есть то, что нравится мужикам. И это открывает перед нами все двери, разве ты не видишь? А с этим психиатром повезло вдвойне – не каждый в его возрасте способен на ТАКИЕ подвиги.

– Я не буду этого делать, Аль…