Подхожу ближе. На то расстояние, которое позволяет мне проститься с ней. Я вижу ее всего секунду, некий миг, полный красоты и боли. Ее лицо – бутон белой розы, уложенный бережными руками на красный шелк последнего признания. По бледным щекам ее течет дождь. Капли, обнажающие правду, смывающие тональный крем с фиолетовой кожи.
Время прощания. Навсегда.
Ее лицо, наполненное умиротворением и спокойствием, ускользает, исчезая под ярко-красной ширмой. После стольких лет поисков и разочарований она, наконец, обрела свободу.
Может ли быть счастье в этом? Та настоящая любовь, которую она так искала?
Гроб, перекосившись на веревках, медленно опускается в могилу. На грязное дно, где ползают клубки потревоженных лопатами червей.
Я не знаю ответов. Но хочу верить в то, что эта девочка найдет все, о чем мечтала.
Комья липкой земли летят вниз, кляксами расползаясь по красной обивке. Вспыхивает молния, словно вспышка фотоаппарата, фиксирующего горькую память. А где-то вдалеке, в другом измерении, раскатисто гремит гром, зовущий жить.
Я жду. Но Оксана все не приходит. Люди у могилы молчат. Прячут лица под зонтами и держатся за руки.
Знают ли они, как она умерла?
Захлопываю пальто, собираясь уйти.
– Прощай…
– Вы знали ее? – детский голос за спиной заставляет меня вздрогнуть.
Оборачиваюсь. Девочка-подросток, в смешном клетчатом кепи, смотрит на меня из-под зонтика, не отводя глаз.
– Я… да, немного.
Ее большие зеленые глаза кажутся мне знакомыми.
– Вы промокли. Хотите под зонтик?
– Нет, я… – слова застревают в горле. Я помню ее школьную фотографию. И свои дрожащие руки. Помню и то, как блестели эти зеленые глаза под черным небом раннего марта. Будто звезды.
– Почему вы грустите? Вы ждали кого-то, кто не пришел?
Она выскочила на дорогу так неожиданно, так просто… Худенькая фигурка неразличимая в свете фар. Я не успел ударить по тормозам. Я торопился домой… Мой джип тащил ее под днищем двадцать пять метров, высекая из асфальта россыпи красных искр. Смерть была мгновенной.
Она не видит моих слез, смешавшихся с дождем. Не слышит, как стучит мое сердце. И не знает, сколько слов, предназначенных ей, умирают сейчас во мне, обращаясь в тлен. Она просто улыбается и от этого вдруг, становится теплей.
– Я ждал… ее, – смотрю на то, как мелькание лопат превращается в холм.
Девочка следит за моим взглядом и пожимает плечами:
– Она умерла. И не сможет прийти.
– Я знаю. Но все равно жду.
Она хмурится, пряча улыбку:
– Вы знаете, как им от этого больно?
Да. Я знаю. Но так ли много, чтобы понять?
– Да, я…
– Тогда почему вы держите меня?! Если знаете, почему держите?!
По щекам ее ползут прозрачные слезы. Но она не видит их. Смотрит на меня. Требует ответа.
– Я не знаю… Прости… Я… не знаю почему!
Округа замирает. Блестит в молчании, отражаясь в испуганных зеленых глазах.
– Вы так ничего и не поняли?
– Что!? Что я должен был понять?! – Кричу и она, в испуге, делает шаг назад. И вдруг, на лице ее, одна за другой, начинают появляться кровоточащие раны.
– Вы искали не Оксану. Все это время, вы искали только меня.
Темная кровь узорами разрисовывает нежную детскую кожу. Капает на одежду, замарывает зубы.
– Остановись. Прошу тебя… Не делай себе больно…
– Я не могу это остановить. Вы – можете.
– Как? Скажи как?!
– Вы должны отпустить. Освободиться. Ведь в Оксане вы увидели меня. Такой, какой я никогда уже не стану. Обычной девушкой, ищущей любовь. И потому, впервые за долгие годы, вы так сильно почувствовали чужую боль. И поняли, что существуете во тьме.
– Я так виноват перед тобой…
– Вы делаете мне больно. Посмотрите… – она истекает кровью все сильней. – Каждый раз, когда вы так думаете, я возвращаюсь туда. Под колеса вашей машины.
В любом детском взгляде. На каждом перекрестке. Дома, в хмельной вечерней тоске. Я дарил ей бессмертие, наполненное болью. И она, не имея выбора, принимала этот страшный дар.
– Прости меня… Я не знал, что это так…
– Вы не помните, как меня зовут, верно?
Она права. Я помню все, кроме имени.
– Нет.
Раны больше не кровоточат. Исчезают. И она снова улыбается мне.
– Вы вспомните. Когда освободитесь. Но эта память будет уже совсем другой. Идемте.
– Куда?
Девочка удивленно глядит на меня. И растерянно пожимает плечами:
– К Оксане.
У могилы никого нет. Те, кто пришел проститься, исчезли вместе с дождем. Тяжесть туч поднялась высоко в небо, увлекая за собой сталь серебряного занавеса, оставляя на деревянной сцене лишь мокрые следы случившейся драмы.
“Мы не опоздали” – Сжимаю в руках смятый билет “ Мы пришли вовремя! “
– Идемте. Она хочет вам кое-что показать.
Свое бессмертие?
Следую за узкой детской спиной. За красочным узором зонта. Скольжу между оградами и памятниками, стараясь не отставать. Принимаю все так, как есть. Это место. Эту память. Карабкаюсь к свету.