В поисках любви

Слушая описания наиболее лакомых блюд, популярных в разных частях Индии, она с удивлением подумала, что Рози и ее знакомые никогда не упоминали об этих деликатесах и, судя по всему, даже не знали об их существовании. Она высказала свою мысль вслух.

– Это потому, – заметил Алекс, – что британцы воображают, будто британская кухня, как и британские политика, правление, традиции и религия, является образцом для всего остального мира, который должен именно у них учиться искусству готовить и вкушать пищу. Они не могут себе представить, что у другого народа есть кухня ничуть не хуже, чем у них.

– В вашем тоне, мистер Кингстон, слышна горечь. Насколько я понимаю, сами вы точку зрения англичан не разделяете?

Он посмотрел на нее исподлобья. Его взгляд помрачнел.

– Мои предки – британцы, и я обязан ее разделять, но раз я считаю своей родиной Индию, то сильно сомневаюсь в неоспоримом превосходстве Великобритании. То, что срабатывает в Англии, не обязательно должно сработать здесь. Более того, сама Индия настолько велика, что правило, действующее в одной ее части, не всегда применимо к другой. Даже такое простое блюдо, как рис, на юге готовят по-своему, на севере – по-своему; тем не менее блюда из риса в Пенджабе могут быть не менее питательными и вкусными, чем в Мадрасе или Бенгалии. Здесь приходится признавать и ценить многообразие.

«Еще как приходится! – подумала Эмма. – Как в еде, так и в людях».

И все же почти все друзья Рози пришли бы в ужас от одной мысли, что она едет в одном купе с Александром Кингстоном, увлеченно обсуждает с ним такой вульгарный предмет, как еда, и вообще направляется в мофуссил, чтобы работать няней у его детей. Британцы не приветствуют многообразие – они относятся к нему с величайшим подозрением, а порой и презрением.

Эмма от всего сердца радовалась, что покинула Калькутту. Рано или поздно она, несмотря на все свои старания, обязательно совершила бы или сказала что-нибудь непростительное, поставив тем самым Рози в затруднительное положение. Ирония теперешнего ее положения заключалась в том, что ей предстояло обучать детей Александра Кингстона правилам хорошего тона, которые она сама так любила нарушать. Внезапно ей захотелось убедить его, что она вовсе не принадлежит к типичным представительницам английского общества в Калькутте. Она была готова, более того, желала всей душой окунуться в подлинную глубинную жизнь этой дивной страны. Но как сказать об этом ему?

– Прошу вас, передайте Сакараму, что он может свободно предлагать мне ту же самую еду, которой он обычно потчует вас, – заключила она. – Я гораздо больше других англичанок настроена пробовать незнакомые блюда и с радостью отведаю всех описанных вами индийских деликатесов.

Брови Кингстона приподнялись, в синих глазах появился интерес.

– Обязательно передам. Но вас может удивить наше меню.

– Раз это можете есть вы, значит, могу и я.

– Я напомню вам эти ваши слова, когда того потребует ситуация.

Эмма почувствовала, что он имеет в виду не только еду. Она почувствовала внезапное замешательство и поспешила задать новые вопросы насчет приготовления и заправки блюд.

День незаметно подошел к концу. Готовясь ко сну, она мечтала, чтобы скорее наступило утро, когда у поезда по расписанию была длительная стоянка. Кингстон обещал ей прогулку и осмотр достопримечательностей. Эмме не терпелось размяться и получше рассмотреть места, по которым они проезжают.

На следующий день они подъехали к большому селению городского типа. Эмма готовилась к встрече с удручающей первобытностью и была приятно удивлена зрелищем разнообразных пагод, храмов, мечетей и даже старого дворца, сохранившегося со времен сказочно богатых махараджей. Уже из окна поезда можно было уловить следы французского, португальского и прочих чужеземных влияний, оставленные всеми теми, кто в разное время пытался покорить Индию. Она увидела также толпы индийцев, зловонное торжище и нищих, гурьбой набросившихся на нее, стоило ей ступить на перрон.

– Ма-а-ама! Мама-а-а-а! – вопили они, словно при встрече с долго отсутствовавшей родной мамашей.

Эмма прильнула к Кингстону.

– Почему они так меня называют?

– Это единственное известное им английское слово. Подождите, я их успокою. – Кингстон подозвал Сакарама, вынул з внутреннего кармана щегольского темно-синего пиджака увесистый кошелек с монетами и отдал своему старшему слуге. – Позаботься о наиболее нуждающихся. То, что останется, раздай вдовам и детям. Прогоняй симулянтов.

Он сказал это с таким деловым видом, словно ежедневно раздавал милостыню. Сакарам кивнул, давно привыкнув, видимо, раздавать попрошайкам деньги. Нищие мгновенно обступили его, оставив в покое Эмму и Кингстона.