Я повесила трубку и обернулась. Оказывается, я ошибалась, думая, что меня не подслушивают. Джейми прислонился к закрытой двери гостиной, скрестив руки на груди. Должно быть, он придумал какой-нибудь предлог, чтобы выйти из-за стола и подслушать, о чем я говорю. Я пришла в ярость.
— Ну как, все услышал? — рявкнула я.
— Кто это — Ган? — спросил он.
— Тебе-то что за дело? Друг.
— Мужчина или женщина?
— Мужчина. Ты, кажется, любишь задавать вопросы? — напустилась я на него. — Как ты смеешь шпионить за мной?
— Нужна ты мне! Я просто вышел покурить. Ариадна не переносит табачного дыма. Она от него кашляет. — Он достал пачку сигарет «Бенсон энд Хэджис» и протянул мне.
— Не курю! — холодно ответила я.
— Значит, у тебя по крайней мере одна добродетель. А как насчет остальных? — Он закурил и ухмыльнулся. — Ну а что касается шпионажа… Фран, сразу видно, ты тоже обожаешь совать нос в чужие дела! Разве не за этим ты сюда пожаловала? Во всяком случае, это один из поводов.
Он отыграл у меня одно очко.
— Ну и что? — буркнула я.
— Вот и занимайся своим делом! — отрезал Джейми. — Ган — твой приятель?
— Давай оба будем заниматься каждый своим делом.
Джейми успел мне изрядно надоесть. И потом, мои отношения с Ганешем его не касались.
Мы с Джейми уставились друг на друга, но он первым отвел глаза в сторону. Открыл дверь гостиной и с насмешливой вежливостью пропустил меня вперед. Я прошла мимо него к остальным.
Миссис Камерон не пила кофе. Перед ней на подносе стоял стакан воды. Ей передал его брат; она запила водой какие-то таблетки. Может, болеутоляющие? На ее лице появилось измученное выражение, какое бывает у людей, которых никогда не отпускает боль.
Приняв таблетки, она тут же объявила, что «поднимется к себе», и пожелала нам спокойной ночи. Я осталась наедине с двумя мужчинами. Аластер открыл бар, но мне не хотелось спиртного. Я буквально валилась с ног от усталости и потому сказала, что тоже пойду спать.
Я не сомневалась: сразу после моего ухода Джейми начнет убеждать Аластера поскорее избавиться от меня. Наверное, они выпьют порцию виски, а потом заведут серьезный разговор. При мне Аластер достал трубку и кисет и набил трубку табаком. Я все ждала, надеясь, что он достанет спички, но он взял с каминной полки листок бумаги, приготовленный для растопки, и зажег ее от камина. Джейми снова достал «Бенсон энд Хэджис» вместе с пластмассовой зажигалкой. Я приуныла. Мне казалось, что картонные спички — отличный след, но пока он никуда меня не привел.
Я не беспокоилась, что Джейми начнет интриговать в мое отсутствие, так как не сомневалась, что «старики», как он называл Аластера и Ариадну, вполне в состоянии с ним сладить. Волновало меня другое. Если он им неблизкий родственник, что он здесь делает?
И все же хорошо, что на время они успокоились. Если и можно здесь что-то выяснить, то только сейчас. Надо, не теряя напрасно времени, тщательно обыскать комнату Терри. Если там и есть вещь, не предназначенная, по мнению родни, для моих глаз, у меня есть всего одна попытка ее найти. Потом ее постараются изъять и уничтожить.
И все-таки… как мне хотелось спать! В полусонном состоянии я вряд ли смогу сосредоточиться и наверняка пропущу что-нибудь важное. Я решила встать завтра пораньше и обыскать комнату до завтрака. Специально не стала задергивать занавески, чтобы меня разбудило утреннее солнышко.
За окном была кромешная тьма. Не такая, к какой я привыкла в городе, где над крышами домов на больших улицах поднимается мерцание от уличных фонарей. Здесь ночь была черная-пречерная. Не знаю, была ли луна; если и была, ее закрыли облака.
И как тихо! В городе всегда слышится отдаленный шум машин или поездов. Горожане ложатся поздно; многие тусуются всю ночь напролет. Здесь, в деревне, принято ложиться рано; Ариадна поднялась к себе в половине десятого. Я тоже собиралась лечь спать без четверти десять; судя по отсутствию признаков жизни, все здешние обитатели, за исключением двух мужчин, мирно беседующих внизу под виски, тоже рано ушли на боковую.
В детстве бабушка Варади жила в деревне в пусте, обширном степном регионе на северо-востоке Венгрии. По ее словам, тамошние ночи были похожи на черный бархат. Лишь вдали мелькали оранжевые языки костров, которые разводили пастухи. В пусте пасли коров и лошадей. Когда-нибудь, если я разбогатею, съезжу в Венгрию. Мне многое хочется там повидать — если, конечно, денег хватит. Я отыщу свои корни. Правда, мне вовсе не кажется, что мои корни там. Все мои корни в Лондоне. Я даже не говорю по-венгерски. Я часто жалела, что меня не научила в детстве бабушка Варади и папа. Детям ничего не стоит выучить иностранный язык. А я вот не выучила… Еще одна упущенная возможность. Со мной вечно так.