В поисках Неведомого Бога. Мережковский –мыслитель

Бог Троица в «перворелигии человечества». Мережковского не без основания современники (напр., Бердяев) упрекали в «двоении мыслей», что традиционно порицается[384]: роковая амбивалентность преследовала его до конца дней. Подобное двоение – отказ от выбора и нежелание искать для мысли иных путей – есть особенная форма агностицизма Мережковского. Словно завороженный, он с широко раскрытыми глазами ума стоит перед мировой ноуменальностью, не в силах найти к ней прямого доступа. Совесть мыслителя не позволяет ему предпочесть одну из антиномий, и он проблематизирует свое сомнение в бесконечной игре смыслов. Пристрастие Мережковского к слову «тайна» – симптом как раз подобного агностицизма. Также ему импонирует платоновский путь религиозного познания, начало коего – изумление: «Изумляющее есть признак того, что мы подходим к Христу» – «Неизвестному, Изумляющему»

[385]. Всюду здесь усилие мыслителя представить и описать неприступную тайну или хотя бы указать на нее.

С 1900-х годов Мережковский размышлял о представших перед его сознанием трех Тайнах – Одного, Двух, Трех, – соответственно, личности («я»), пола («ты») и общества («он»), а также Отца, Сына и Духа. Как видно, эти три Тайны были тремя китами, на которых стояло все религиозно-гуманитарное воззрение Мережковского – богословие, антропология, этика, социология, а также историософия с её схемой трёх Заветов.

Книга 1925 года «Тайна Трёх» (с подзаголовком «Египет, Вавилон») посвящена богословскому аспекту данного воззрения – проблематизирует универсальное, на взгляд Мережковского, тройческое единство божественных субъектов как в древних религиях, так и в христианстве. Божественную семейственность язычества (в мифах фигурировали отец, мать, сын, реже дочь), часто, впрочем, герменевтически измышленную (в случае Елевзинского, Самофракийского и др. культов), Мережковскому хочется обрести и в христианстве Третьего Завета[386]. Здесь налицо все то же стремление сделать краеугольным камнем новой религии (она же – «перворелигия человечества») «трансцендентный пол», – ведь это главная ценность воззрения Мережковского на протяжении всего его пути. «Пол есть <…> выход из этого мира в тот <…>. Все тело в трех измерениях, а пол в четвертом»[387]: если «четвертое измерение» это область инстинктов – бессознательное Фрейда, сфера Диониса по Ницше, то в этом смысле Мережковский прав. Тогда «трансцендентны» и питание, самосохранение и прочие инстинкты. Но сопряженные с инстинктами страсти, аффекты – низшие начала природы человека, традиционно считались микрокосмической преисподней… Однако традицию Мережковский как раз критикует за вынесение ею пола за скобки: «В Троице языческой – Отец, Сын и Мать; в христианской – вместо Матери Дух, Сын рождается без Матери, как бы вовсе не рождается. Вместо живого откровения – мертвый умерщвляющий догмат. Половая символика в Боге <…> отвергнута. Христос – Жених, царство Его – вечеря брачная: это сказано, но не сделано <…>» и т. д.

[388]. Божественную бесполость Мережковский возводит к Синайскому откровению Моисея – прежде евреи чтили не Ягве, но Элогимов, что подтверждается множественным числом фразы в книге Бытия «Бог сотворил человека» (Быт. 1, 27). «Новым единобожием, израильским, покрыта здесь [на Синае] древняя ханаанская, вавилонская, египетская, крито-эгейская, а может быть, и древнейшая, «атлантическая» Троица»: в недавно найденных в Египте папирусах фигурируют три до-синайских божества, и одно из них носит женское имя Эль-Руах[389].

И дело не сводится у Мережковского к возрождению древней «семейственности» Тройческого догмата – к умозрительному превращению Святого Духа в Божественную Мать, спасающую мир. Поскольку в мистериях язычества тайна Трех манифестировалась «соединением двух полов», то «тринитаризм – не что иное как преломленный в философском мышлении религиозный сексуализм», ибо «пол есть божественная в человеческом теле Троичность, <…> первое, изначальное, кровно-телесное осязание Бога Триединого»[390]. Здесь чаяние важного антропологического сдвига, – как сказал бы Флоренский, перемещение духовного центра человека из сердца (христианская мистика) в направлении низших чакр, задействованных как раз в оргийных языческих культах[391]

. И в основе Церкви – «Царства Божиего – божественного Общества» – должен присутствовать, согласно Мережковскому, тот же самый «религиозный сексуализм»[392], поскольку прообразом Церкви служит как раз Бог Троица… Вместо критики этих представлений отошлю заинтересованного читателя к трагикомической истории секты супругов Мережковских, культивировавшей «религиозный сексуализм» – «влюблённость», и сосредоточенной на «горящем угле» – поле… [393]