В иллюзиях этих ему, правда, пребывать было суждено недолго, потому что потрясённая его великодушием Магрэнь явилась объясняться.
— Сэр, к вам тут госпожа Ринар! — ворвался в его размышления весёлый голос Джея, и, вынырнув из своих самоуничижительных переживаний, Дерек поспешил открыть.
Магрэнь выглядела весьма смущённой; он тоже был смущён, но и весьма рад — его мучило, что они поссорились, и что он так некрасиво повёл себя, и возможность загладить дело принесла ему облегчение.
— Дерри, — первой начала она голосом, полным раскаяния, — прости, я должна была написать тебе, но…
Она не решилась написать, потому что боялась его реакции, и убедила себя, что о таких вещах нельзя писать, о них нужно говорить лично. Но, приехав в столицу, она всё откладывала разговор — всё из того же страха.
— Это я виноват, — решительно перебил её Дерек, — твоя личная жизнь никак меня не касается, а я полез не в своё дело.
Магрэнь смешалась; контраст между сухой, деловой манерой Михара и порывистой искренностью Дерека глубоко её задел.
Тогда, в Кармидере, она со всей определённостью решила, что им с Дереком не по пути. Ей было непросто, и она тоже скучала по нему, но она была из тех женщин, которые поступают так, как велит разум, а не чувства.
С позиций разума ситуация была однозначна и проста: именно брак с Михаром обещал ей самые радужные перспективы.
Но сердце, смущённое и раненое этим конфликтом с Дереком, встрепенулось в ней и горячо заявило, что с вердиктом разума не согласно.
Теперь, снова столкнувшись с Дереком — с его яростным желанием её защитить, с его глубокой деликатностью к её чувствам, с его открытой искренностью — она осознала, как сильно ей всего этого не хватало.
Она поняла, что, сколь бы многое ни приобрела в браке с Михаром — она никогда не получит там вот такого, тёплого, яркого, живого чувства.
Её смятение сделалось совсем велико; она запуталась.
Всю жизнь, сколько её было, она принимала решения разумом, и это вполне её устраивало — она получала от жизни именно то, чего хотела. Сердце её не всегда было согласно с её решениями, но, в конце концов, всё укладывалось к лучшему, сердце успокаивалось, и Магрэнь в очередной раз убеждалась, что сделала правильный выбор.
Теперь же ей стало страшно — мысль о том, что она в этом своём разумном браке потеряет нечто весьма и весьма важное, стала исступлённо биться в её голове.
Дерек что-то говорил — простое и радостное, в своём духе, — но она не слушала и, замерев, глупо смотрела на него.
Она осознала, что ей как невесте Михара не следовало сейчас приходить сюда и оставаться с Дереком наедине — это было совершенно недопустимо для той репутации, которую она должна была теперь поддерживать.
Она осознала, что репутация эта и вообще требует от неё никогда не встречаться с Дереком и даже не переписываться с ним — потому что любая связь с бывшим любовником по определению является предосудительной.
Она остро, мучительно осознала, что теряет Дерека — не только как мужчину, но и как друга.
Он заметил, что она побледнела и смотрит на него с болью и ужасом.
— Рэнь? — в большой тревоге рванул он к ней, осторожно и мягко беря её руку и машинально поглаживая её так, как привык делать во времена их связи.
Этот привычный и нежный жест заставил её содрогнуться до самой глубины её существа; она совершенно потерялась в беспомощном, мучительном желании остаться с ним и быть с ним, всегда, что бы ни произошло.
— Хочешь… — сперва произнесла она одними губами, не в силах совладать с голосом, затем повторила твёрже: — Хочешь, я откажу ему и выйду за тебя?
«Хочу!» — мелькнуло в его голове, но губы его уже совершенно автономно от ума и сердца отвечали:
— Нет, ну что ты!
Он покраснел от того, что солгал; но он не хотел и не мог признаться теперь в своих чувствах. Он полагал, что при таком раскладе им бы пришлось бежать и скрываться, потому что Михар, конечно, этого бы так не оставил, и было совершенно недопустимо разрушить жизнь Магрэнь своим эгоистичным желанием быть с нею. Он знал, что для неё действительно важно всё то, что ей мог дать Михар, — и что он сам и так-то не мог ей этого дать, а с учётом своего нынешнего положения — и подавно. И ему было ужасно стыдно, что он нечаянно всколыхнул её чувства, заставив её сомневаться в уже сделанном выборе.
Магрэнь, конечно, заметила, что он неискренен; но она решила, что это потому, что она уже не интересует его как возможная жена, и ему неловко, что ему пришлось выразить это. Ей и самой сделалось стыдно, что она своим предложением поставила его в такое неловкое положение, заставив обижать её этим признанием — что она ему больше нежеланна. Она тоже покраснела.
— Прости… — пробормотала она, отводя глаза, потому что ей было теперь слишком мучительно осознавать, что она слишком поздно поняла, как он важен для неё.
— Ты прости, — возразил он, отпуская, впрочем, её руку. — Ты всегда…
Он хотел сказать, что она всё равно всегда может на него положиться — но осознал, что это было бы ложью, потому что для сохранения её репутации ему нужно будет держаться от неё как можно дальше.