В полдень на солнечной стороне

- Тоже овладеваю. Всю жизнь, - сказал Лебедев и тут же деловито заявил: - Зою Владимировну я решил не приглашать в качестве свидетельницы обвинения. Во- первых, по соображениям сохранности её душевного спокойствия. Во-вторых, этот тип на перекрестном допросе с ему подобными во всем признался. И в-третьих, я не помню, говорил тебе или нет, там, у них, один американский офицер дал мне, как фашисту, весьма ощутительно оплеуху. Потом он служил в американской военной комендатуре в Берлине, и я решил с ним встретиться уже как советский офицер. Как говорится, поделились впечатлениями. Оказался, как я и предполагал, порядочным человеком, хотя и далеким от каких-либо левых взглядов, честный, прямой. Выпустил там у себя, дома, вернувшись из армии, не то что книгу, а так, нечто вроде брошюры, воспоминания о своей службе, ну и изложил много правдивого и существенного для мира. Там он и упоминает о Красовской, которую не хотели отпускать на Родину. Вот, собственно, и всё. Так что мой приезд внеслужебный. Главное - доложить Оле, как вы тут все живёте. - Произнёс вполголоса, как бы только для себя: - Она ведь очень хорошая, всегда не о себе, а о других и обо мне тоже. Учится быть слепой уже давно, скрывая от меня. - Заявил гордо: - Так что с женой мне сильно повезло. На всю жизнь.

Понимая, как трудно Лебедеву говорить об Ольге, Петухов спросил:

- Но ведь вас могли обличить бывшие сослуживцы того фашиста, за которого вы себя выдавали?

- Конечно, - равнодушно ответил Лебедев. - Один такой нашелся. Доказывал на допросе, что я не тот, за кого меня принимают.

- Ну и как же?

- Очень просто. Каждый профессиональный следователь знает «этику» преступников. Я на допросе тоже упорно утверждал, что знать его не знаю. И заявил, что готов давать любые показания, за исключением тех, которые могут послужить материалом для обвинения моих сослуживцев. Сочли нас обоих только стойкими, преданными друг другу фашистами. - И чтобы избежать этой темы, Лебедев сказал с обычной своей осторожной улыбкой: - А батальонный-то ваш Пугачёв - теперь генерал, ворочает новой техникой. Но характер остался прежний, лихой. Как-то во время стрельб забрела в запретную зону корова, он на мотоцикле помчался, виляя между разрывами, к корове и из зоны её, как тореадор всё равно, изгнал. Потом отшучивался: «Корова колхозная, ещё в суд на армию подадут. Вот и принял экстренные меры».

- Как с фашистским тягачом, которым они хотели утащить к себе подбитый танк, - вспомнил Петухов.

- Именно, - согласился Лебедев, но тут же строго заметил: - Генерал Пугачёв сейчас в небесном пространстве таких бугаев гоняет, встреча с которыми весьма и весьма, я бы сказал, никому не рекомендуется.

- Это что же такое? - спросил Петухов.

- Так, предметы, обеспечивающие нам полную возможность заниматься и мебельным производством, - уклончиво ответил Лебедев.

39

Председатель горисполкома Порфирий Игнатьевич Вычугов длительное время работал в солидном финансовом учреждении, где выучился своеобразной категорической манере отдавать разного рода приказы и распоряжения, затем некоторое время спустя строжайше запрашивать об их исполнении.

Если происходили заминки, срывы, то он повелительно требовал от виновников письменных объяснений и по ним судил о личности провинившегося и об обстоятельствах, вызвавших срывы и заминки. Затем составлял по этим объяснениям краткую докладную и направлял её по инстанциям.

Все документы, которые он мастерски создавал, как мозаику, из цифр, фактов, выбирая из набора типовых служебных приказующих выражений наиболее подходящие для окончательного вывода, выглядели при прочтении убедительными и исчерпывающими. Но иногда получалось так, что провинившиеся в свою очередь присылали объяснения, не менее мастерски составленные, чем запрос Вычугова, и их мозаика оборонительных цифр и фактов оказывалась более стойкой при прочтении, чем атакующий разносный запрос Вычугова.

И тут же происходили встречные бои-переписки, где каждая из сторон стремилась одержать победу над другой, удерживая позиции вокруг приказов, отданных разного рода инстанциями в разные времена, не всегда соответствующих задачам сегодняшнего дня, тем более завтрашнего. Но поскольку приказов было много, из них при известном опыте можно было выбрать именно те, которые нужны были для подтверждения твоей правоты и опровержения возражающей стороны, которая в этой борьбе пользовалась такими же приёмами.

При всем этом нужно отметить, что Вычугов работал самоотверженно денно и нощно, приходил в своё учреждение первым, покидал его последним. Не пользовался служебной машиной, питался в учрежденческой столовой вместе со всеми служащими. При деловых беседах избегал говорить «я», а говорил «мы» по соображениям скромности.

Но вот однажды он получил вызов в высокое учреждение, к товарищу Минину по, казалось бы, незначительному вопросу.