В полдень, у ратуши...

Если собрать статистические данные, характеризующие положение молодых людей, права которых ущемлены обществом, они составят многие тома. Но даже самая подробная информация исследований и отчетов порой дает нам гораздо меньше, чем рассказ одного человека. Kaк часто за колонками цифр и фактов мы не видим конкретных судеб. Не лучше ли на этот раз обратиться к свидетельству одного из тех, кто на личном опыте ощутил отношение общества к «неудачникам»?

* * *

Рыжее весеннее солнце вставало из-за Рейна. Туда, на правый берег, к рабочему кварталу Кёльн-Дойц уходил и терялся в розовом мареве мост Гогенцоллернов. Это был именно тот мост, по которому проезжают все, кто прибывает в Кёльн по железной дороге. С обоих берегов его сторожат конные монументы отпрысков кайзеровской фамилии: один Фридрих, два Вильгельма и один Фридрих-Вильгельм. Скульптуры позеленели от времени и давно уже стали такой же привычной деталью города, как собор и вокзал.

Мост был хорошо виден с площади, которую в равной мере можно было назвать и привокзальной и соборной. Здесь, у южного портала, где с утра до вечера царили мальчишки, виртуозы катания на роликовых дощечках, в этот ранний час было пусто.

За столиком уличного кафе с кружкой пива сидел парень в голубой рубашке и сизых джинсах и, судя по тому, что пена успела опасть, не мучился жаждой. Он явно никуда не спешил. И мне захотелось разговорить его. Случись это, скажем, в Гамбурге, где с некоторым недоверием встречают расспросы первых встречных, мне пришлось бы немало потрудиться. На берегах Среднего Рейна люди более общительны. А Вернер Шольц оказался уроженцем Кёльна.

Наверное, похожую историю можно было услышать не только здесь — в другом городе, от другого лица и при других обстоятельствах. Но именно тем и интересны человеческие судьбы, что каждая из них выделяется из сотен тысяч других, похожих своей неповторимостью.

Парень из Дойца

«Дерьмовая жизнь! Вы не находите? Значит, у вас нет к тому оснований. А у меня они есть. У меня вообще только и есть, что основания считать жизнь дерьмовой. Посмотрите вокруг, вы не увидите оборванцев, ведь мы живем в постиндустриальном обществе, где их быть не должно. Двадцать лет назад я посмеялся бы над тем, кто утверждал бы, что прилично одетый человек может быть безработным. Теперь таких сколько угодно. Раньше все было на своих местах: почти на каждом висел невидимый ярлык, выдававший его социальное происхождение. Сегодня все одинаково благопристойны, как воскресные прихожане. Однако человек, имеющий внешние признаки благополучия, на самом деле может оказаться беднее церковной крысы.

Общество дает нам кусок хлеба и подносит изредка кружку пива. Так считают. Но это фикция. Коммуна не доплачивает мне ни пфеннига. Все, что я получил за три года на бирже труда, с меня успели выдрать еще раньше — на страхование по безработице. Так что за эту кружку пива я, может быть, заплатил десять лет назад…

Когда начались мои злоключения? Наверное, с голубого конверта… А может быть, и раньше, с того самого дня, когда я впервые увидел белый свет. Иной раз мне кажется, что начала никогда не было, что всегда была какая-то тоскливая середина, что жизнь не тащит меня вместе со всеми, а вращает на одном месте большими кругами…

Голубой конверт. Хотел бы я знать, какой циник это первым придумал: тебя выгоняют с работы, но, чтобы пнуть ногой под зад, надевают лакированный ботинок.

В тот день я пришел домой поздно, после вечерней смены, и сразу же повздорил с женой. Из-за Петера. Она говорила, что он заболел и его надо показать врачу. А я не хотел торопиться, думал подождать денек-другой, пока не прояснится. Он часто болел, а в том месяце у меня был неприятный разговор с председателем больничной кассы. Он настаивал на увеличении ежемесячного взноса. К тому же и я сам уже несколько раз обращался к врачу. Мучили боли в пояснице. Когда жена успокоилась, мы сели и подсчитали отчисления из последней зарплаты: подоходный налог, больничная касса, взносы на пособие по безработице, на будущую пенсию. Да, да, на пенсию, не удивляйтесь. У Форда (западногерманский филиал этого американского автомобильного концерна находится в Кёльне. — Е. Б.) берут даже на будущие похороны. Короче, треть зарплаты съели социальные отчисления. Четвертую часть пришлось отложить на квартиру. Остались сущие гроши, из которых предстояло погасить кредит в банке. Тут жена и вспомнила про конверт. «Там тебе, — говорит, — письмо со штемпелем. Без марки. Может быть, из банка?» Недели две назад мы посылали в «Дрезднер банк» запрос о строительной ссуде. Квартплата такими прыжками скакала вверх, что мы решили залезть в долгосрочную кабалу и построить небольшой дом.