В прицеле 'Бурый медведь'

Пробили отверстия в стене - через них можно целиться из "снайперки". Обозреваемый участок небольшой, но напротив нас два дзота. Они метрах в двухстах. Окна дзотов освещаются лучами восходящего солнца. Это нам на руку: если в амбразуре темнеет, значит, через нее кто-то наблюдает или целится.

Первым выстрелил Алеша Адров. Не знаю точно, убил он фашиста или нет, но нас тут же засекли. Началась самая настоящая дуэль. Как только в амбразурах темнело, мы стреляли и получали в ответ выстрел. Риск, конечно. Но на фронте он всюду. Перезаряжая винтовку, я на секунду отклонился вправо - и в мою амбразуру влетела пуля. Она с треском разорвалась, ударившись о противоположную стену. Но теперь прозвучал выстрел Хромова.

В траншее противника мелькают каски. Очевидно, гитлеровцы возятся с убитым или раненым.

- Дайте мне стрельнуть, - просит Геркушенко.

Выстрелить он не успевает. Пуля, задев край отверстия в стене, крошит камень. Геркушенко падает на землю и закрывает рукавом лицо:

- Ой, очи мои! Они повыбивали мне очи... Я ничего не вижу...

Мы оказываем ему первую помощь, промываем глаза водой из фляги.

- Вижу! - восклицает обрадованно Геркушенко. - Пылью запорошило. Ну погодь, фриц проклятый! Я это так не оставлю. Зуб за зуб, око за око... Дайте мне "снайперку".

Старшина Геркушенко родом с Украины. Служил где-то недалеко от границы. Еще в начале войны ему осколком задело левую руку, и он не раз показывал нам длинный лиловатый рубец - след ранения.

Оба дзота мы парализовали своим огнем. Никто не рисковал больше стрелять оттуда. Но гитлеровцы пошли на хитрость: из соседних дзотов, которые нам не были видны, они начали стрелять зажигательными пулями по сухим доскам крыши сарая. А на чердаке сарая хранилось сено. Вскоре оно вспыхнуло, и крыша превратилась в факел. Тушить огонь было нечем. Тлеющие головешки и огненные клоки сена теперь падали нам на головы.

- Попали в крематорий, - с горькой усмешкой заметил Алеша.

- Выход один, - предлагаю я, - отходить к своим короткими перебежками.

- Сейчас? Да нас перестреляют, как куропаток, - возражает Хромов. - Они этого и ждут...

Признаться, мы более всего опасались снайперского выстрела: знали его тяжкие последствия. Но, судя по всему, у противника здесь не было снайпера. И я успокоил друзей.

Из нашей траншеи машут касками: бегите, мол, поддержим огнем.

- Я побегу первым, - вызвался санинструктор. Спружинившись для прыжка, Геркушенко вдруг в нерешительности прижался к стене: длинно застрочил наш пулемет.

- Эх, была не была, - махнул он рукой и во весь дух помчался к своим, петляя, как заяц.

Слева от него поднялось два земляных фонтанчика от пуль. Геркушенко вскрикнул, на какой-то миг остановился, подхватив левую руку правой, но тут же упал и скатился в траншею. Жив или убит?

"Риск есть риск, на войне без него не обойтись", - размышляю я и тут же срываюсь с места, падаю невдалеке от траншеи и перекатываюсь в нее. С бруствера валюсь на руки товарищей, на меня падает Адров, а за ним Хромов. Ощупываем себя. Не ранены ли? Вгорячах можно и не заметить.

- Целы! - облегченно выдыхает Павел.

Слышим: стонет Геркушенко, которого перевязывает рослый боец, взяв бинт из его же санитарной сумки. Мы немало удивляемся, когда видим, что пуля попала в рубец его левой руки.

- Каты! Гады ползучие. Як вони в то место попали? Чи магнит який тут заложен...

Геркушенко еще долго ворчит, а мы смотрим, как догорает и с грохотом обваливается крыша сарая.

Другой раз - это было уже в июне - облюбовали мы позицию на северной стороне поселка Демидовка. Залегли на рассвете. В полдень обнаруживаю: к оврагу по тропинке вышагивает гитлеровец. В руках у него котелки. Идет с ленцой, как будто и не на войне. Ну как упустить такую добычу? Навожу на него перекрестье снайперского прицела. Целюсь в грудь. Жму на спусковой крючок. Гитлеровец падает, котелки катятся по тропинке. А мне не дает покоя мысль: почему этот фашист появился на тропинке днем, да еще так уверенно? Ведь немцы ходили по ней только ночью. Днем не смели - нас боялись. А этот... Выходит, он не знал, что тропинка у нас на прицеле. А раз так, значит, он новенький.

Быть может, у немцев в обороне новая часть? И мне вспомнился лейтенант Штанов, который говорил, что снайпер не только сверхметкий стрелок, но и внимательный наблюдатель и отличный разведчик.

О своих наблюдениях я доложил командиру роты. В том же духе высказались и снайперы Адров, Бажанов и Хромов.

Вскоре разведчики дивизии взяли "языка", который показал, что сюда прибыла 17-я гренадерская дивизия. Ею командовал генерал Ляш. Дивизия перебазировалась из Франции, и ее солдаты, привыкшие к легким победам в Западной Европе, лишь понаслышке знали о советско-германском фронте.