На столе поблескивали 12 стаканов для вина (их одолжили у Овенса специально для этого случая). В нескольких ярдах от стола текла широкая мутная река, на противоположном берегу высились залитые солнцем горы. Место торжества было, как ринг, обнесено какой-то замызганной веревкой, держащейся на воткнутых в грязь железных прутьях. Мы стояли посреди этой квадратной площадки вокруг стола и пили портвейн под палящими лучами солнца. Я чувствовал дружеское расположение к своим мучителям.
Отряд кули поднял гидроплан на бамбуковых шестах. Бригадир сорвал с одного из своих работников коническую соломенную шляпу и, размахивая ею в опасной близости от крыла, дал сигнал начать операцию. Кули, гогоча, как стая гусей, зашлепали по грязи и опустили гидроплан на воду. Они показались мне ребятами добросердечными и общительными, с юмором, готовыми помочь. Думаю, это были формозцы, а не японцы. Пока я запускал мотор, они держали поплавки, и у одного из них струей воздуха сдуло шляпу и понесло по грязи. Зрелище вызвало бурю веселья и гром аплодисментов. Хозяин шляпы развлекался не меньше других.
Быстрое течение бежало в том же направлении, в котором дул ветер, и потому я не мог взлететь. Подошел катер и предложил отбуксировать меня в море. Я предпочел бы дрейфовать самостоятельно, но не мог отвергнуть столь любезное предложение. Не доходя мили до выхода в море, мы попали в легкое приливное волнение, где поверхность воды была идеальной для взлета. Я отдал конец, и в это время с моря потянул ветерок. Запустил мотор, прыгнул на свое место в кокпите, дал газ, и «Джипси Мот» легко оторвалась от воды. Сделав широкий разворот, я полетел вверх по реке. Отсалютовал членам семейства Овенс, махавших мне с плоской крыши своего дома, потом нырнул к самой воде и попрощался с каждым катером. Корабли и пароходы приветствовали меня гудками — я не слышал их, но понял это по вырывавшимся струйкам пара.
Земля вскоре скрылась из виду, а море, обычно казавшееся мне негостеприимным, было сейчас подобно старому другу — ласковым, успокаивающим. В ста милях от Формозы я впервые увидел китайскую территорию — островок Тунь-Юнь, лежащий в 45 милях от материка. Я прошел мимо маяка, где пятеро китайцев занимались своими делами на маленьком дворике. Когда я пролетал над ними, они развернули красный с черным китайский флаг. Мне это понравилось, и я пожалел, что не имею собственного знамени. И мог ответить им только традиционным приветствием авиаторов — покачать крыльями.
Вскоре я летел уже над материковым Китаем. Влажный горячий воздух не прибавлял бодрости, меня клонило ко сну, и я то и дело клевал носом. Стал подыскивать подходящую бухту для посадки. Пролетел одну, другую, третью, четвертую — все они были забиты джонками и сампанами с черными или коричневыми парусами. У некоторых паруса были белые с черными заплатами, напоминавшими ребра. Джонки усеяли все прибрежное пространство, и казалось невероятным, что здесь может уцелеть хотя бы одна рыба. Долетев до залива Лот-Синь, я решил, что джонки не джонки, но пора садиться. Выбрал южный конец залива — там на пространстве в несколько миль была всего одна джонка — и решил, что другие смогут добраться до меня не ранее чем через час, а с этой одной как-нибудь разберусь. Сбросил газ, резко пошел вниз, пролетел над водой, проверяя, нет ли сетей или чего еще, и, сделав круг, сел — правда, далеко не гладко. Резкий толчок при посадке несколько поубавил мою гордость от собственного летного мастерства, но я быстро понял причину конфуза. Здесь колыхались небольшие пологие волны, которые я не разглядел сверху.
Все джонки в заливе немедленно направились ко мне — все, кроме той, которая находилась неподалеку от меня: она продолжала идти своим прежним курсом. Закурив трубку, я стоял на поплавке и лениво смотрел, как у самых ног плещет слабая волна. Подняв глаза, вдруг увидел в ста ярдах от себя сампан с пятью-шестью китайцами. Должно быть, его незаметно спустили с той самой проходящей поблизости от меня джонки. Ничто не могло бы эффективнее вывести меня из полусонного состояния — кто их знает, что это за гости. Я забросил куртку в кокпит, перескочил на другой поплавок, включил зажигание и стал запускать пропеллер. А что, если мотор закапризничает? Он завелся с четвертой попытки, и я повел гидроплан к выходу из бухты. Взмыв над водой, я разразился смехом, воздушная струя била мне прямо в рот. Все хорошо, только жара нестерпимая. На востоке виднелась черная завеса дождя, я изменил курс и полетел к ней.