В пустыне волн и небес

Я продолжал выкрикивать ему свои аргументы, на которые он не обращал ни малейшего внимания. Старуха, руководствуясь его наставлениями, направила свое судно точно на мой якорный канат, а кули подцепил его багром. Якорь, таким образом, был поднят. Я не мог не отдать должное старухе — она непостижимым образом, без чьей-либо помощи управлялась с сампаном, а теперь ей приходилось еще и тащить мою «Мот». Что значит держать гидроплан в такой ветер, я знал хорошо. Настроение старухи изменилось: она уже не улыбалась, а мрачно и даже как-то зловеще упиралась своим веслом. Но нас сносило и сносило, прямо на середину фарватера. Я умолял «белого мандарина» бросить мой якорь, но он возбужденно прыгал по сампану, размахивал руками, а меня словно не замечал. В конце концов до него, по-видимому, все же дошло, что нас вот-вот вынесет на противоположный берег. Он бросил все-таки якорь и вернулся на катер, оставив меня посреди фарватера. Движение тут было весьма интенсивное: большие пароходы шли один за другим, поднимая сильную волну. Вскоре толстяк опять подъехал ко мне, все с той же стороны. Я ничего не мог поделать — кричал до хрипоты, но тщетно, и к тому же не мог перекричать ветер. Зато услышал, как нос сампана разодрал ткань на конце крыла. Кричали мы дуэтом, Толстяк свое:

— Здесь стоять нельзя! Пароходы — опасно — не положено!

Кули снова выловил своим багром мой якорный канат. К сампану подошел катер, оттуда бросили конец, и наш мандарин ловко привязал его к моему якорному канату. Катер полным ходом пошел бортом к ветру, таща за собой гидроплан, как воздушного змея. Сколько мог выдержать подобное обращение мой многострадальный поплавок? Я уже не кричал — я выл на последнем пределе отчаяния. Наверное, небо сжалилось надо мной: канат лопнул, и меня понесло по реке хвостом вперед. Катер развернулся, догнал гидроплан, и мне бросили конец. Теперь, без мандарина (он остался на сампане), они слушались меня и действовали толково. Медленно-медленно мы стали приближаться к флотилии джонок. При каждом порыве ветра мне приходилось бежать к крылу и повисать на нем, чтобы не дать гидроплану взмыть в воздух. Когда наконец мы ушли с фарватера и слегка укрылись от ветра среди джонок, с катера прокричали, чтобы я перебирался к ним. Но сюда же подошел на сампане и наш мандарин. С прежней энергией он требовал от старухи возобновить атаку на гидроплан с применением все той же тактики — по ветру. Но с меня было достаточно его выходок — мандарин он или нет. Что я получил по его милости? Дырку в обтяжке и погнутый конец крыла, несколько сломанных ребер жесткости по переднему краю. И только по счастливой случайности избежал еще большего ущерба. Когда, он приблизился, я заорал, потрясая кулаком:

— Ты, грязный ублюдок, только коснись меня снова — шею сверну!

К таким речам он прислушался.

— Чего же вы хотите? — раздалось в ответ.

— Подходи с хвоста, чертов болван, — инструктировал я его, в то время как их судно все же пришло в соприкосновение с моим.

К счастью, мастерство старухи как рулевого было безупречно. Вкупе с моими бешеными усилиями нам удалось провести сампан мимо крыла, лишь слегка задев самый кончик. Правда, при этом я не избежал еще одной потери: в воду сдуло мой головной убор. В конце концов сампан подошел ко мне с подветра — благодаря, разумеется, исключительным мореходным способностям удивительной старухи.

— А теперь, — обратился я к представителю мужского пола, — может быть, вы сообщите мне, с кем я имел честь общаться все это время?

— Я представляю ежедневную китайскую газету, — отрапортовал этот субъект. — Сам я из Южной Африки, а вообще, как и вы, мотаюсь по свету и, как и вы, очень люблю летать.

На борту катера оказалась солидная компания: полковник Томе — крупный высокий новозеландец, командовавший Шанхайским добровольческим корпусом; представитель компании «Шелл» по имени Палмер и китайский полицейский чин. Мы принялись обсуждать насущный вопрос: что делать с моим гидропланом? Палмер заметил, что охранять его здесь будет нелегко. В это время бравая старуха подвела к нам свой сампан и с приветливой улыбкой на морщинистом лице вручила мне мою шляпу — пока мы беседовали, она, оказывается, предприняла спасательную экспедицию.

Решили, что мне надо перелететь выше по реке, где на полпути между нами и Шанхаем находился склад «Шелл» и был причал. Перед тем как возвращаться на гидроплан, я отвел Палмера в сторону:

— Не можете ли вы пойти со мной вместо этого малого? — спросил я. Вообще, почему не вы, а он был на сампане? Ведь это чистое везение, что мой гидроплан не рассыпался на куски.

— Да просто я не хотел влезать, — объяснил Палмер. — Он сам летчик и знает все об этих делах.