В путь-дорогу! Том III

— Ну, это еще вопросъ, позволятъ или нѣтъ. Если и посадятъ насъ на ферруфъ, то лучше же за то, что мы отложились отъ комана, нежели за какой-нибудь штрундъ, чего мы можемъ ожидать съ часу на часъ.

Всѣ заговорили, и долго Несторъ корпораціи не могъ продолжать своего propositum.

— Надо написать такую бумагу, — наконецъ заговорилъ онъ, улучивъ минуту — и пригласить русскихъ вильдеровъ участвовать въ этомъ. — Ихъ здѣсь нѣсколько человѣкъ.

— Да что, они кноты, связываться съ ними! — закричали бурсаки.

— Прекрасно, такъ, господа, но нужно быть консе-квентъ. Лишніе голоса намъ необходимы, а мы въ бумагѣ нашей будемъ говорить о національности; стало быть, надо пригласить всѣхъ русскихъ, кромѣ, разумѣется, тѣхъ, которые въ нѣмецкихъ корпораціяхъ и совсѣмъ очухонились.

Пошло на голоса. Мнѣніе Лукуса взяло верхъ. Мандельштернъ сѣлъ писать бумагу съ разными нѣмецкими закорючками.

— Христіанъ Ивановичъ, — обратился Лукусъ къ Цифирзону — ты посылалъ въ Розовую улицу?

— Посылалъ, — отвѣтилъ бывшій ольдерманъ. — Они должны скоро явиться сюда.

— Это кто? — спросилъ желтый, который въ послѣдніе три года сталъ еще дубоватѣе.

— Это вотъ онъ, — и Лукусъ указалъ на растерзаннаго филистра, — сдѣлалъ proposition, которое я нахожу очень консеквентъ: обратиться къ полякамъ. Между ними есть очень хорошіе ребята, мы имъ разскажемъ наше положеніе и хотя у нихъ нѣтъ представителей на шаржиртенъ-конвентѣ, но они могутъ насъ поддержать.

Это опять взволновало бурсаковъ, но опять proposition Лукуса принято было большинствомъ голосовъ. Впрочемъ, во всякомъ случаѣ предстояла необходимость стушеваться и покончить съ буршикозной жизнью. Въ восьмомъ часу, въ дверь съ задняго крыльца постучали, и единственный фуксъ, черноватый малый съ длинными волосами, ввелъ трехъ поляковъ, представителей двухъ партій польскаго общества Щегула и Огула, т. е. студентовъ изъ Литвы и изъ Короны. Поляки эти были Францъ Эльшаньскій, Адамъ Шуляковскій и Вацлавъ Тшжечекъ. Литвины были рослый народъ, съ толстыми носами и губами. Вацлавъ Тшжечекъ — худой, черноватый студентъ, съ нервнымъ лицомъ, въ синихъ очкахъ. Всѣ трое были одѣты въ чамарки и большіе сапоги.

— Мы васъ просили, господа, — началъ почему-то желтый, не давши говорить Лукусу: — принять участіе въ нашемъ дѣлѣ.

Паны двусмысленно улыбнулись.

— Мы, господа, хотимъ ауфлезировать свою корпорацію, потому что мы, наконецъ, русскіе, но намъ не хорошо будетъ приписаться вильдерами къ этимъ чухонцамъ. Поэтому мы хотимъ, во примѣру вашему, составить особое общество и не гарантировать комана.

— Добже, — сказалъ одинъ литвинъ подобродушнѣе.

Остальные молчали.

— Вотъ видите ли, господа, — прервалъ Лукусъ нескладную рѣчь желтаго. — Насъ здѣсь, какъ вамъ извѣстно, очень мало. Ну, и согласитесь, что національность много значитъ. Вы тоже когда-то составляли корпорацію — Полонію, а потомъ пришли къ Ueberzeugung, что это не консеквентъ. И теперь вы совершенно свободны отъ всѣхъ этихъ чухонскихъ законовъ (Лукусъ все это говорилъ, скрѣпя сердце); стало быть, почему же намъ, видя, что нѣмцы дѣлаютъ намъ разныя гадости, грозятъ посадить насъ на ферруфъ, не отдѣлиться отъ нихъ навсегда!

Представитель Огула смотрѣлъ насмѣшливо изъ-подъ своихъ синихъ очковъ, и все дожидался, чтобъ ему объяснили, зачѣмъ же собственно притащили его и двухъ молодцовъ изъ Щегула.

— Мы хотѣли бы знать, — продолжалъ Лукусъ: — можемъ ли мы надѣяться на вашу поддержку?

— Польскій конвентъ, — отвѣтилъ одинъ изъ литвиновъ — не вмѣшивается въ дѣла корпорацій между собою. Нѣмцы ничего вамъ сдѣлать не могутъ.

— Да, — прервалъ его Лукусъ: — но намъ бы хотѣлось знать, какъ вашъ конвентъ смотритъ на это дѣло.

— Мы не можемъ говорить чужимъ того, что у насъ бываетъ на конвентѣ, — съ разстановкой произнесъ представитель Огула, опуская глаза.

Дѣло выходило дрянь. Славянскіе принципалы вели себя очень холодно и двусмысленно. Оставалось напоить ихъ чайкомъ, а потомъ дать по стакану пива съ бутербродомъ: на сженку корпорація уже не имѣла средствъ.

— Нѣмцы васъ боятся, — говорилъ желтый одному изъ поляковъ за бутылкой пива. — Вы съ ними не выходите на ихъ глупыхъ гиберахъ, а сейчасъ на мензуру и пифъ-пафъ. Если они увидятъ, что вы за насъ, тогда не будутъ арогантъ.

— Наши ландсманы, — отвѣчалъ ему представитель Огула: — сами себѣ завоевали эту свободу отъ нѣмецкихъ правилъ. Ну, вотъ и вы также постарайтесь…

— Да, — подхватилъ Лукусъ: — но тогда было другое время, и васъ считалось больше чѣмъ теперь, и вы составляли одно общество.