В Рохане все спокойно

Натана, зная, что настолько точно Кайнэ её мимику не «видит», вновь позволила лёгкой усмешке скользнуть по губам. Подобная пикировка продолжалась с завидной регулярностью уже давно. По большей части предназначалась, чтобы помочь её госпоже немного сбросить напряжение, возникающее после столь серьёзного утреннего усилия, увы, ставшего традиционным. Ничего она поменять не могла, так как по-настоящему серьёзные слова были сказаны ещё в самом начале. А про деревенскую травницу можно было говорить кому угодно, но только не урождённой де Мергер. Слишком много всего видно. От характерных движений во время еды, до использования слов и построения фраз, а также отношения к тем или иным поступкам. Да любая деревенская девушка будет в шоке от того, что её одевают утром, купают или готовят ко сну. Тут как бы древним родом не попахивало.

Более того, Натана чувствовала, что на самом деле Кайнэ нравилось, когда за ней ухаживают. Причём настолько, что она даже иногда, как сегодня утром, впадала в некое «ребячество», позволяя себе демонстративную неуклюжесть и беспомощность, вызывая тем самым повышенную заботу. Было ощущение, что в своё время Кайнэ этого сильно недополучила и сейчас активно пыталась наверстать упущенное. Потерянное детство… так болезненно знакомо. Натана подыгрывала, как могла. Ведь её госпожа при желании не то, что ложку до рта донести, а две нитки в две иголки одновременно могла вдеть в одно мгновение, да ещё и отвернувшись.

И, кстати, по ночам… Кайнэ, совсем не возражала, против такого обращения. Даже наоборот. Конечно, в «тот» первый раз она Натану удивила. Ощущения были очень необычными, особенно учитывая странный момент с верёвками. А также всполохи света, пробегавшие по их телам в процессе происходящего. Щекочущие, покалывающие и довольно… возбуждающие в сокровенных местах. Так что понравилось. И потом тоже. Вот только чего-то все-таки не хватало. Поэтому поймав сейчас спокойный и оценивающий взгляд кузнеца, так отличающийся от общей сально-вожделеющий волны, идущей из зала, Натана подумала о том, что неплохо было бы на днях заглянуть в кузню. Поговорить о клинках и… ножнах, ну а там как пойдёт. Подумаешь, рука и нога. Главное, чтобы основная часть мужского тела была в наличии и рабочем состоянии.

Правда, сегодня Натана узнала о себе кое-что новое. Непонятная обида, что она может оказаться ненужной, приятное осознание собственной неправоты и… ревность? Какое-то смущение. Это так действует «Его» Воля или у неё есть теперь собственные… желания? Похоже, предстоит тщательно разобраться в своих чувствах, которые, оказывается, уже давно зашли за рамки служения «во искупление Греха». И постараться самой не обидеть находящегося рядом человека. Особенно когда пойдёт знакомиться с кузнецом поближе. Странное и непривычное ощущение заботы о чувствах другого. А главное, понимание и уважение к тому, что они есть. Почему ради осознания таких простых вещей понадобилось встать на Грань и получить «Его» пинок под заднее место? Почему этого не произошло… тогда?

И Натана, уже привычно и в который раз, мысленно произнесла, собираясь делать это вновь и вновь:

– «Прости меня, сестра… Мариша…»

Шевельнувшаяся под ногами тень на дороге и ставший тоже постоянным последнее время тихий шёпот-ответ:

– «Прощаю. И всегда буду говорить, что простила».

Да, вот оно, настоящее Наказание. Сразу не понятое, но уже до конца осознанное. «Её» лицо, которое теперь не снять и душа, навсегда поселившаяся в тени. Постоянно напоминающая…

– «Натана, я хоть и тень, но по шее отвесить могу, сама знаешь. Или по кое-чему пониже. Ещё пара таких трагически-пафосных мыслей и кувыркание в пыли тебе обеспечено, поняла?!»

– «Ну вот, весь настрой сбила».

– «Сейчас с ног собью, если не прекратишь! Достаточно, что я вынуждена каждый раз произносить, что простила».

– «Но по-другому с тобой и не поговорить! И пока не скажу ту фразу…»

– «Только из-за этого её и терплю».

– «Если бы я раньше поняла, что ты не просто так приходишь в мои сны и совсем рядом…»

– «Да уж, воистину была глуха как пробка. И глупа как в детстве. Я же всегда тебя любила. Лицо не имело никакого значения!»

– «А я принимала искренность за жалость. Злилась и завидовала… Дура! Полная!»