Горький вводил себя в сочинения в качестве персонажа. Я не имею в виду те автобиографические произведения, где действует сам автор, но вот «Бывшие люди» (1897). «Был тут ещё какой-то нелепый юноша, прозванный Кувалдой Метеором. Однажды он явился ночевать и с той поры остался среди этих людей, к их удивлению. Сначала его не замечали — днём он, как и все, уходил изыскивать пропитание, но вечером постоянно торчал около этой дружной компании, и наконец ротмистр заметил его.
— Мальчишка! Ты что такое на сей земле?
Мальчишка храбро и кратко ответил:
— Я — босяк…
Ротмистр критически посмотрел на него. Парень был какой-то длинноволосый, с глуповатой скуластой рожей, украшенной вздёрнутым носом. <…> Потом к нему привыкли и перестали замечать его. А он жил среди них и всё замечал».
Когда говорят о феноменальной памяти Горького, имеют ввиду его способность враз запоминать прочитанное. Но куда важнее другая роль его памяти. Он явился, чтобы увидеть, запомнить и зафиксировать бесчисленное множество сцен русской жизни и русских людей, такого множества их нет ни у кого больше в русской литературе, ни у Глеба Успенского, ни у Чехова, ни у Куприна, ни у кого другого.
В «Вассе Железновой» Рашель спрашивает о скончавшемся Железнове:
«— Он — давно хворал?
Прохор. Это — верно, давно пора!
Рашель. Я неправильно спросила — долго хворал?»
«Ведь если на Блока наклеивать ярлык (а все ярлыки от него отставали), то всё же ни с каким другим, кроме “черносотенного”, к нему и подойти было нельзя» (3. Гиппиус).
«Учпедгиз в руках дельцов.
Главный редактор А. Бортник, зав производственным отделом Фридман, не имеющий даже среднего образования, подрядился переводить художественную литературу. Сотрудник Брухис переводил географию, приятель Бортника Бернштейн переводил учебники», (газ. «Правда». 1952,11 февраля).
«Харьков против Москвы
Председатель Украинского СНК Петровский выступил против договора о ненападении между СССР и Польшей, так как народу обещано освобождение украинцев в Восточной Галиции и Волыни. Сталин заявил, что международная политика — прерогатива Москвы!» (газ. «Новое русское слово». 1932,11 февраля).
Самое напряжённое место в «Дубровском», которое невозможно читать без волнения, когда Дубровский посылает Архипа проверить, отперты ли двери дома, который он собирается поджечь и в котором остались приехавшие реквизировать дом «приказные».
«— Постой, — сказал он Архипу, — кажется, второпях я запер двери в переднюю, поди скорее отопри их.
Архип побежал в сени — двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: “Как не так, отопри!..” и возвратился к Дубровскому».
Тот его уж не спрашивает про двери. Страшно волнует, чем же были слова Дубровского — приказом запереть двери, про которые он помнил, что открыты, или действительно забывчивостью. И как мне, читателю, отнестись к его поступку. И как автор относится, если он знает, но не соизволяет сообщить читателю правду.
«Образовать в себе из даваемого жизнью нечто истинно достойное писания — какое это редкое счастье! — и какой душевный труд» (Бунин. Жизнь Арсеньева).
После этого «грязно тает» — впору и Бунину было бы не начинать.
За все годы лишь раз встретил единомышленника в отношении поэзии Гумилёва: «даровитый ремесленник» (Чуковский. Запись в дневнике от 12.11.1918).
«Великий Князь Александр Михайлович в книге “Бывший Великий Князь” пишет, что царь легко мог удовлетворить все требования рабочих и крестьян, полиция могла бы взять на учёт и выловить всех террористов, но не было никакой возможности бороться с кандидатами в министры, революционерами из среды дворян и аристократии и оппозиционная элита выращивалась русскими университетами» («Новое русское слово». 1932,17 февраля).
«БАР-ДАМЫ». Для привлечения иностранцев, вернее для выкачивания их фунтов и марок при гостиницах Москвы устроены кабаки и бары. <…> За стойкой сидят дамы, в обязанность которых входит не только спаивать гостей, но и всяческим им “угождать”. Словом дом свидания под покровительством Наркоминдел и Наркомфин, и под контролем ГПУ» (газ. «Последние новости». Париж, 1932,13 июля).
«Диктор попросил собрать у громкоговорителей детей. “Гав, гав, бр, гав!» Дети — что за звуки? Вы уверены, что лают собаки? Нет, это капиталисты лают на СССР”. <… > Когда среди человечества распространялись умственные способности, в секторе детского вещания был выходной» («Вечерняя Москва». 1932,16 февраля).