В русском жанре. Из жизни читателя

При публикации в «Звезде» повести Василия Шукшина «Точки зрения» в 1972 году стояла дата 1967. Есть сообщения, что он собирался её экранизировать. «То же самое произошло и с другой идеей Шукшина — желанием экранизировать собственную сатирическую сказку "Точка зрения". Во время обсуждения этой заявки на студии имени Горького коллеги Шукшина внезапно приняли его идею в штыки. Известный режиссёр Сергей Юткевич, к примеру, заявил: "Картина в целом предстаёт настолько неутешительной, что вряд ли она принесёт много радости зрителям, даже желающим надсмеяться над своими недостатками и трудностями в наступающем юбилейном году" (приближалось 50-летие советской власти). Убийственные выводы коллег произвели на Шукшина тягостное впечатление». (Виолетта Баша // Еженедельник «Моя семья»).

«Энергичные люди» печатались в газете «Литературная Россия», если не ошибаюсь, в 1973-м, труппе БДТ Василий Макарович читал свою «сатирическую повесть для театра» в 1974-м. В иных библиографиях обе повести без всяких объяснений датируются последним годом жизни писателя.

Меня при недавнем перечитывании поразило то, чего прежде не заметил (и не встречал у других критиков): прямые пародийные переклички его сатир с «Калиной красной» и — шире — со всей «деревенской» прозой Шукшина.

Разумеется, то, что главная тема её не столько человек земли, сколько тот, что одной ногой в деревне, другой в городе, — об этом сказано давно, и, прежде всего, самим автором во многих его выступлениях; есть у него, между прочим, в неброском и не очень известном рассказе литая формула насчёт этого человека: «Эта семейная пара давно уже не смущается здесь, в большом муравейнике, освоилась. Однако прихватили они с собой не самое лучшее, нет. Обидно. Стыдно. И злость берёт» (рассказ «Петя»).

Или: «Я вижу, как вчерашняя деревенская девушка приехала сюда в город, устроилась продавщицей, и, к ужасу нашему, если она догадается ужаснуться, она прежде всего научилась кричать».

И если собственно «сельские жители» милы писателю, то гамму отрицательных эмоцией и ядовитых наблюдений вызывают они же, превращаясь в энергичных обитателей города.

В «Энергичных людях» один из вороватых персонажей Простой человек пересмеивает Егора Прокудина: «Прощайте… драгоценные мои, — говорил Простой человек, глядя на бутылки. — Красавицы мои. Как я буду без вас? Одно страдание будет, тоска зелёная… Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело. <… > Сердце кровью плачет, когда на них смотрю».

Сравним с «Калиной красной»: «Ох, вы мои хорошие!.. И стоят себе: прижухлись с краешку и стоят. Ну, что дождались? Зазеленели… — он ласково потрогал берёзку. — Ох, ох, нарядились-то! Ах, невестушки вы мои, нарядились. И молчат стоят».

Правда, в объяснение сентиментальности Прокудина можно напомнить, что Егор — уголовник, чья преувеличенная сентиментальность известна (на этот счёт по поводу Есенина остро отзывался Бунин, уподобляя его музу разбойничьей).

Но — снова «Энергичные люди». На этот раз вор Аристарх в театрализованной собутыльниками попойке.

— Прощай, родина, — грустно сказал Аристарх. — Берёзки милые…

Курносый всерьёз заплакал и замотал головой.

— Полянки… Простор…

Чернявый дал кулаком по столу.

— Не распускать нюни!

— Инстинкт, — сказал один пожилой с простым лицом.

Чуть позже, по мере захмеления.

— Далеко теперь наши берёзки, — сказал курносый; он уже опять готов был плакать.

— А я люблю избу! — громко и враждебно сказал человек с простым лицом. Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор — вот где! — Он стукнул себя в грудь. — Обыкновенную русскую избу. И вы мне с вашими лифтами, с вашими холодильниками… <…>

— Деревню он любит! — тоже очень обозлился брюхатый. — Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу? (Напомним, что именно этот вопрос задали Шукшину на встрече с читателями в сибирском Академгородке. — С. Б.)

— У меня её нету.

— А-а… трепачи. Писатель есть один — всё в деревню зовёт! А сам в четырёхкомнатной квартире живёт, паршивец!

Здесь Шукшин уже прямо влезает в негаснущий тогда спор, затеянный писателями-деревенщиками о нравственном преимуществе человека земли перед человеком асфальта. Оппонирующие им критики либерально-коммунистического лагеря непременно напоминали слова Карла Маркса об «идиотизме деревенской жизни». Что же касается призывов владельца четырёхкомнатной квартиры ехать в деревню, то в рассказе «Мастер» Шукшин уже обращался к подобной фигуре. «Его даже писатель один… возил с собой в областной центр, и он там ему оборудовал кабинет… Кабинет они оба додумались подогнать под деревенскую избу. (Писатель был из деревни, тосковал по родному.)

— Во дурные деньги-то! — изумлялись односельчане, когда Сёмка рассказывал, какую они избу уделали в современном городском доме. — XVI век!

— На паркете постелили плах, обстругали их — и всё, даже не покрасили. Стол — тоже из досок сколотили, вдоль стен — лавки, в углу — лежак. На лежаке никаких матрасов, никаких одеял… лежат кошма и тулупы — и всё. Потолок паяльной лампой закоптили — вроде изба по-чёрному топится. Стены горбылём обшили.