Моя же история с географией закончилась печально. У меня был план после окончания школы поступать непременно на географический факультет, только ещё не определилось — рисковать ли на МГУ, или ограничиться Саратовским университетом. Там требовалсь сдавать математику, и я так прилежно налёг на алгебру, что пятёрка сохранилась у меня вплоть до аттестата. Географию же я не то чтобы забросил, но со мною произошло то, что великий вождь метко назвал «Головокружением от успехов». Как ни силён я был в экономической географии, но, как-то вдруг вызванный, ответил хорошо, скорее всего очень хорошо, но без обычного блеска, за что, как торжествующе объявила Лидия Степановна: «Другому я бы поставила бы пять, но не тебе». И я получил в наказание оскорбительную четвёрку. Первую по этому предмету. Далее я не придумал ничего умнее, как вовсе перестать отвечать на уроках, и после длинного ряда пятёрок, у меня к концу года выстроился не менее длинный ряд двоек. В результате в аттестате оказалась по профильному для меня предмету унизительная тройка, с которой нечего было и думать поступать на географический.
Лидия Степановна неоднократно и сама, и с помощью моих родителей, пыталась поколебать моё упрямство, но — увы!
Потому и пошёл я на самый никчёмный в тогдашних школьных и студенческих глазах факультет — филологический.
А не закуси я тогда удила, вся моя жизнь, вероятно, сложилась бы иначе.
Но ещё несколько слов про Лидию Степановну.
Спустя годы, встречая кого-нибудь из нас, она приобрела неприятную привычку пронзительным голосом задавать вопросы. Дружка моего Илью (который где гадость), на весь трамвай спросила: «А что, Серёжа пишет?! — Он критик, Лидия Степановна! — Да, критиковать проще, чем самому писать!» — ответила педагог к удовольствию пассажиров.
Я чаще встречал её на нашем районном рынке, так называемой Пешке. Она у самого входа торговала цветами, и избежать встречи было невозможно. Я заранее съёживался, слыша её приветствие, на которое все оборачивались. «Ну что, всё критикуешь?!» — кричала она сквозь заросли гладиолусов и астр. Со временем прибавился новый вопрос: «Серёжа! Тебе не стыдно за твоего преподавателя, что он торгует на рынке?!».
Стыдно было, разумеется, ужасно, но не за то, что он (а) торговала цветами, а за её крик, пронзительный и беспощадный.
… Но и это было уже давно.
2007
В РУССКОМ ЖАНРЕ — 33
Метафизика алкоголя
Вероятно, ни один глагол в русском языке не имеет столько синонимов, как выпить. Марк Фрейдкин в книге «Опыты» (Москва, 1994) пишет: «Словарь синонимов русского языка», изданный между прочим, Институтом русского языка Академии наук СССР, даёт к слову «выпить» 14 основных синонимов, а я даю 194», и он действительно приводит 194 синонима, многие с отсылками к художественным текстам (Гоголь, Некрасов, Булгаков и другие).
Однако поиски в этом направлении беспредельны: так, я без особого труда дополнил 194 синонима ещё пятью. Три из литературы: стукнуть (Фёдор Достоевский), вонзить (Николай Лейкин), нарушить бутылочку (Александр Островский) и один из жизни — натенькаться, и ещё, по бытовому выражению Алексея Толстого — намазаться.
Пример с бесконечным синонимическим рядом, который начало берёт от князя Владимира, очень наглядно и убедительно доказывает бесспорно уникальную, вечную и метафизически необъяснимую роль выпивки в жизни и сознании народа, населяющего территорию бывшей Российской империи, затем РСФСР, теперь России.
Русские писатели пьяницы, потому что они русские? Хорошо. А почему пьяницами были Эдгар По, Уолт Уитмен, Джек Лондон, Шелли, Верлен, О’Генри, Хемингуэй, Фитцжеральд, Фолкнер, Ремарк, Гашек, Стейнбек?.. В США даже вышла работа Альфреда Кейзина «Великий убийца. Пьянство и американские писатели». Автор пишет: «В XX веке выпивка стала не просто “проблемой на всю жизнь”, а убийцей. Она стала казаться естественным компонентом литературной жизни — с её уединённостью, творческим настроем, безумствами и неопределённым положением в обществе, где мерилом служат деньги».