— Оно сильное. Я скрыл его в обожженной глине, чтобы защитить от разума тех, кому неизвестны песни богов. Тут слишком много силы урочища.
— И в чем его сила?
— Я немного проверил, немного додумался. Это оружие Песенников. Должно быть, он тебя испугался, если схватился за копье. Сделал его на тот случай, если бы пришлось встать против Песенника, силой сравнимого с ним.
— Как оно действует?
— Убивает.
Я одаряю Воронову Тень тяжелым взглядом. Уже протягивал ему кувшин с медом, но теперь придержал руку.
— Убивает? — цежу ядовито. — Правда?
Он пожимает плечами.
— Ты спрашивал, как оно действует. Это копье. Можно ли спросить глупее? Ты не знаешь, как действует копье?
— Я спросил, чем оно отличается от нормального. Так трудно понять, о чем я спрашиваю?
— Оно чувствует силу урочища. Его к ней тянет. Как волка притягивает запах крови.
— Значит, когда Песенник мечет его, оно вернется и проткнет его?
— Нет. Тот, кто его делал, не настолько глуп. Оно ищет впереди. Прямо по древку. Достаточно метнуть его в Песенника — и дело сделано. Даже если бросишь легко, оно полетит как стрела. Даже если Деющий начнет убегать, Копье Дураков его догонит, полетит следом и проткнет.
Он отпивает из кувшина, возвращает его мне. Я протираю горлышко рукавом и тоже делаю глоток. Мед теплой волной стекает в желудок и гонит оттуда мороз.
— Откуда ты так хорошо знаешь, как оно действует, Воронова Тень?
Он хитро ухмыляется.
— Потому что я убил Деющего. Хотел испытать его и при случае разрешить старую проблему.
Меня охватывает подозрение.
— И как тот Песенник звался? Как он выглядел?
— Нет-нет, — отвечает он. — Это не был тот, кого ты ищешь. Это был кое-кто, кого я знаю очень давно.
Мы минутку молчим, я пыхаю из трубочки, поглядываю на Копье Дураков.
— Насколько близко нужно подойти?
— Я знаю, что оно действует на Песенника, которого ты можешь увидеть. Возможно, и дальше, но я не пытался. И ты наверняка не можешь метнуть его здесь и полагать, будто копье полетит на Скалистые Вершины. Оно должно увидеть свою цель. А может, должен и ты, как знать? Но когда оно долетит…
Он прикрывает глаза и с наслаждением чмокает.
— …бьет словно таран. Пройдет сквозь любую кольчугу или броню. Втыкается…
— Знаю, — обрываю я его почти жестко.
Он не по-хорошему смеется.
— Если оно настолько ценное, отчего он не забрал его назад?
— А ты не знаешь?
— Потому что я был деревом? Он хотел, чтобы оно убило меня, если кто-то снимет заклинание?
Тот качает головой.
— Он полагал, что ты настоящий Песенник. Боялся, что ты сам снимешь чары. Поэтому послал своих людей в горы и приказал им найти Дерево. Чтобы забрать копье и сжечь тебя, пока ты деревянный. Тот, кто нашел бы, мог получить пять молодых невольниц, горшок золота и неделю в Садах Наслаждений.
— Как это искать? Насколько бы я сумел отойти, проткнутый навылет и превращающийся в дерево?
— Все же ты туповат. Помнишь, где ты с ним встретился? Представляешь, где Обиженная Вершина?
— Что?
— Обиженная Вершина! Голая девица, которая обиделась и плачет. Большая гора с сиськами, как ледники! Нужно быть слепым, чтобы…
— Представляю, где это. Названия я не знал…
— А видел ее, когда проснулся, когда вылез из ствола?
…Две затуманенные вершины, жмущиеся друг к дружке, словно ягодицы. Рваная линия скал, затянутая голубой дымкой. Видимые вдалеке два пятна леса, взбирающегося по склонам, горящего королевскими красками осени. Семьдесят три хвойных куста, покрученные так, словно они вышли из-под рук мастера бонсай… Но ни следа от Окаменевших Чудес, ни следа Плачущей Девушки.
— Тогда откуда я там взялся?
— Ты, несомненно, Песенник, только неосознанный. А этот колышек, — он взмахивает копьем, закатанным в керамический валик, — отяжелевший от силы урочища. Ты умирал, хотел оттуда уйти, вот тебя и перенесло. Не спрашивай, как. Ты исчез с моих глаз. Пропал. А он знал, что ты оставался слаб и что далеко тебя не унесло, а значит, ты должен быть где-то в его горах, но не знал точно, где именно.
Я отставляю кувшин.
— Значит, оно тоже может переноситься?
— Не копье! — кричит он раздраженно. — Что за козел! Не копье само по себе, а сила урочища! Сумеешь повторить это без наконечника в кишках?
— Не знаю, — говорю я. — Ладно, что ты за него хочешь?
— Я торговец. Хочу пять гвихтов.
— Ну нет. Ты сбрендил.
— Аакен платит целый горшок золота. Не говоря о прочих вещах.
— Погоди-ка. Копье и так было моим. Ты у меня его забрал.
— Я ведь тебе заплатил!
— Заплатил?! Ты бросил мне какой-то гнилой картошкой в морду! Хочешь, я заплачу тебе так же?
— Это был гриб из урочища! Полный силы. То, что в тот момент тебе было нужно больше всего! Ты предпочел бы тогда золото? Знаешь, сколько теперь Песенники платят за кусочек песни богов? За ее щепотку?! Урочища пусты! Пусты!
Я выбиваю трубку о камень.
— У меня еще остались какие-то деньги в сумах. В доме. Идешь со мной или подождешь?
— Подожду. У меня в повозке ценные вещи.