Миновав определенное количество ступенек грязного зловонного подъезда, Милославская оказалась перед дверью с нужным номером. Она протянула руку к кнопке звонка и осторожно нажала ее пару раз. Раздался переливчатый звук, напоминающий соловьиную трель. Вслед за этим дверь почти сразу же отворилась. Вероятно, Валерия сидела в ожидании гостьи.
Перед экстрасенсом стояла высокая стройная девушка с очень бледным лицом. Казалось, она перенесла какую-нибудь тяжелую болезнь, оставившую после себя заметный след. Валерия стояла молча и поправляла пряди волос, упавшие на лицо. Она была крашеной блондинкой, обесцвеченной до такой степени, что волосы ее стали похожими на стекло.
В глазах Вершининой стояла какая-то неизъяснимая грусть, всеобъемлющая тоска, отчаяние, разочарование. Человеку неосведомленному, наверное, показалось бы странным такое выражение лица у юной, довольно привлекательной леди. Милославской же многое было ясно.
— Добрый день, я Яна Борисовна Милославская, — стараясь выглядеть как можно более добродушной, произнесла гадалка.
— Я Валерия. Заходите, — произнесла девушка.
Валерия молча последовала по длинному коридору в направлении одной из комнат. Не дожидаясь приглашения, Яна прошла за ней. Она так же по-хозяйски расположилась в кресле и достала из сумочки пачку сигарет. От Вершининой веяло таким холодом, ужасом, что все внутри у Милославской сжималось от боли и сочувствия, и, хотя это и нарушало правила этикета, она закурила.
— Вы позволите? — спросила гадалка, когда конец ее сигареты уже светился багряным огоньком.
— Да… Пожалуйста, — ответила Валерия, которой сейчас, казалось все было безразлично.
— Ну что ж тогда начнем? — произнесла гадалка нерешительно улыбнувшись.
— Начинайте, — несколько саркастически отозвалась Вершинина.
Она положила ногу на ногу, от чего запах ее длинного махрового халата немного приоткрылся, и в нем мелькнула нога, на которой зиял иссиня-черный огромный синяк. Милославская от ужаса, охватившего ее, поморщилась, и это не ускользнуло от взгляда Валерии, однако она промолчала и никак не отреагировала на мимику гадалки.
— Валерия… — после этого слова Яна немного замялась, но, помолчав, все-таки продолжила: — Я глубоко сочувствую трагедии, произошедшей с вами, и, поверьте, всем сердцем желаю помочь.
— Пожалуйста, — Вершинина сделала предупреждающий жест рукой, — давайте без лишних слов, я в них не нуждаюсь.
— Хорошо, — Милославская кивнула головой.
Говорить и даже находиться здесь ей было необыкновенно тяжело, как было бы тяжело любому человеку найтись в подобной ситуации.
— Я прошу вас быть искренней и говорить начистоту, — продолжала экстрасенс, — чтобы помочь вам, я должна быть в курсе всех, даже мельчайших деталей.
— Боже мой, — возопила Валерия, закрыв лицо руками, — я об этом уже столько говорила: не помню, я ничего не помню! Что вам всем от меня надо?! Как еще объяснять то, что вся эта ужасная история для меня начинается с того момента, как я выбралась из-под земли! Как я попала в то место, какие события предшествовали этому — не помню, хоть убейте, не помню.
Валерия зарыдала и откинулась на спинку кресла, по-прежнему закрывая лицо руками. Яна не знала, как себя вести, но девушка вдруг неожиданно успокоилась и, глядя гадалке прямо в глаза скороговоркой проговорила:
— Уходите. Пожалуйста, уходите! Я столько уже перенесла от этих тупых, как пробка ментов, от бездарных психотерапевтов, которые говорили со мной только из любопытства, как с под опытным кроликом! Я, в конце концов, просто хочу побыть одна!
Милославская резко затушила сигарету и поднялась, чтобы уйти. Слова Валерии ее нисколько не обижали, поскольку она слишком хорошо понимала положение несчастной девушки. Яна решила пока отказаться от разговора, отложив его на некоторое время.
— Не думайте, — вдруг переменив тон, заговорила Вершинина, — не думайте, что это я лично против вас так агрессивно настроена. Нет. Просто я в отчаяньи! Мне страшно!
— Я понимаю. Я хорошо вас понимаю. Успокойтесь Валерия. Поговорим позже. Нам нужно побеседовать хотя бы о том, что вы помните: о вашем прошлом.
— Да, я знаю. Но сейчас уходите. Пожалуйста.
Яна сочувственно вздохнула и направилась к выходу. Вершинина ее не провожала, поэтому гадалке пришлось самой открывать дверь этой, чужой ей, квартиры.
Милославская вышла из подъезда с каким-то тяжелым, необъяснимым чувством. Она всегда глубоко переживала трагедии тех, кто обращался к ней с просьбой о расследовании, но в этот раз груз сочувствия огромным камнем лежал на ее сердце. Гадалка решала поехать домой и прибегнуть к единственно возможному сейчас и целесообразному методу ведения дела — гаданию.