— Черт бы тебя побрал, Яна Борисовна! Проще дозвониться до вождя африканского племени тумба-юмба, чем до тебя! Где тебя носит? — раздался в голосе нарочито сердитый голос давнего друга Милославской, Семена Семеновича Руденко.
Руденко работал в милиции. Был он уже мужчиной зрелого возраста, однако только недавно стал капитаном, до этого долгие годы нося звание старшего лейтенанта. Дело не в том, что Семен Семеныч относился к работе спустя рукава. Нет, напротив, он был весьма и весьма добросовестным. Просто есть такая категория людей, которые в силу своего характера, и, возможно, недостаточной смышленности, а, может быть, и просто по невезению, до самой пенсии сидят-посиживают на оной и той же ступени служебной лестницы. Получив новое, более высокое звание, Руденко стал очень им гордиться, внушая себе, что только благодаря собственному старанию он стал теперь капитаном. В этом была значительная доля правды. Однако, в глубине души Семен Семеныч понимал — если бы не Яна Борисовна, ходить бы ему до неизвестной поры в старлеях.
Милославская, на самом деле, сыграла немаловажную роль в карьерном росте приятеля. Она не стремилась к этому, все вышло само собой. Расследуя дела, вверенные ей клиентами, Яна часто прибегала к помощи Руденко, поскольку услуги, оказание которых было по силам только сотрудникам органов, гадалке требовались довольно часто. Это могли быть банальные отпечатки пальцев, фоторобот, какая-нибудь экспертиза, — в общем все, чем старший лейтенант милиции имел право пользоваться в своей работе. Так женщина самой необыкновенной профессии, экстрасенс, гадалка и обыкновенный российский мент начинали тесное сотрудничество, оказывающееся выгодным не только Милославской, но и Семену Семенычу.
При всем этом, в общении с Яной он никогда не преследовал корыстных целей. Напротив, почти всегда относился к ее призывам до самого последнего, решающего момента очень скептически, не веря, что гадание, на самом деле, может помочь расследованию. Руденко много раз убеждался в действенности и результативности Яниных методов ведения дел, но тем не менее, каждый раз брался за дело без удовольствия, бурча себе поднос нелицеприятные слова в адрес карт, используемых гадалкой.
Несмотря ни на что, между приятелями царили теплые дружеские отношения. Яна была одинока, а Руденко — женат, но это не мешало их общению, поскольку никакой любви, кроме дружеской, между этими мужчиной и женщиной не существовало.
— Семен Семеныч? Ты? — весело спросила Милославская, хотя сразу узнала голос приятеля.
— Я! Кому ж еще быть?! — сменив сердитость на дружелюбие ответил тот.
— В чем дело? Что-то случилось? — спросила Яна, обеспокоенная настойчивостью приятеля.
— У меня-то ничего. Я думал у тебя что-то случилось! Звоню-звоню, ты трубку снимешь и бросаешь, и все дела. Что еще за безобразие? Что происходит?
— Сема, да ты что? Я только зашла! — засмеявшись, протянула гадалка и, догадавшись, в чем дело, посмотрела на Джемму.
Вероятно, она, взбешенная повторяющимися звонками, решила утихомирить надоевший телефон и стала зубами или еще каким-нибудь доступным собаке способом снимать трубку аппарата. Не отходя от трубки, Милославская приласкала любимицу и продолжала беседу с приятелем:
— Как жизнь?
— Да вот хотел заскочить к тебе, пока часок-другой освободился, посидеть, все-таки давно не виделись.
— Да? Хорошо. Я не против! — обрадовалась Яна. — Заодно поделюсь соображениями.
— О чем? — заинтересовался Семен Семеныч.
— Да так… — многозначительно протянула гадалка. — У меня новое дело.
— Интере-есно! — ухмыльнулся Руденко. — Ну ладно! Скоро буду, тогда и поговорим. Портвейну захвачу? — несмело обратился к подруге Семен Семеныч.
— Ты же знаешь, я к твоему «Три Семерки» абсолютно холодна! — парировала гадалка. — Да и у тебя весь день еще впереди, работа. Ты же на машине?
— Работа… — разочарованно вздохнул Руденко, — черт бы ее побрал! Ну все, еду!
Семен Семеныч имел необыкновенное пристрастие к портвейну «Три Семерки» и употреблял его не только по праздникам, но и когда душа того требовала. Коллеги по работе знали о такой редкостной верности человека одному и тому же напитку и даже наградили Семена Семеныча одноименной кличкой — Три Семерки. Поначалу будучи не очень довольным прилипшим прозвищем, Руденко постепенно привык к нему и даже невольно стал откликаться, когда кто-то позволял себе такого рода панибратское отношение к сослуживцу. Яна тоже иногда использовала эту кличку, и Руденко, к счастью, нисколько не обижался.