В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть

– Я об этом и говорю! Ты привык держать идею в голове, структурировать ее и записывать в такой форме, что оспорить твои аргументы почти невозможно. Я бы так не смог. Держу пари, большинство тех, кому нужна инвалидная парковка, просто не в силах собрать все документы, какие требуются. Без тебя я стал бы одним из них.

Он выбрался из машины, вытащил из багажника кресло-коляску активного типа, которое стоило целое состояние (Национальная система здравоохранения приняла в этой покупке весьма символическое участие), подкатил ее к пассажирской двери и помог мне пересесть. Было раннее утро, туристы еще не заполонили пляж, доедая свой традиционный английский завтрак в отелях, гостевых домах и хостелах; но солнце уже светило ярко, легкий морской ветерок дышал теплом, а пальмы шелестели листьями.

– Давай сначала пойдем на пирс? – предложил я. Маршрут у нас всегда был один и тот же: либо сначала пирс, потом бухта, либо наоборот. Еще два лета назад этот круг отнимал у нас двадцать минут, теперь же я передвигался настолько медленно, что на все уходило около часа. – Может, увидим еще парочку медуз-корнеротов.

Корнероты, медузы размером с мусорную корзину, в последние несколько лет завели привычку отдыхать, лениво болтаясь в прибрежных водах Торки.

– А пособие на личную независимость? – продолжал Франсис, вспомнив о новом типе пособия по инвалидности. – Там сколько страниц в опроснике было?

– О, там кошмар, страниц двадцать, мне кажется!

– А твои ответы?

– Больше сорока.

Мы прошли Принцесс-Гарденс насквозь и теперь направлялись к набережной.

– Вот видишь. Большинство людей не в состоянии столько заполнить – это же небольшая книга!

– По-моему, самый сложный документ из всех, которые я заполнял в своей жизни. И на все вопросы я отвечал исходя из предположения, что система призвана усложнить получение пособия. Поэтому приложил к нему все доказательства своего состояния, какие смог выпросить у медиков. И все равно это был сущий ад.

– И при этом множество людей, оказавшихся с тобой в одной лодке, не заполнят этот опросник – потому что у них нет времени, сил или просто умения так четко излагать свои мысли. Ужасно звучит, – Франсис на минуту умолк, пока мы обходили одинокого старичка с палками, медленно ковыляющего по променаду. – Нам ведь очень повезло.

– Очень повезло, – эхом отозвался я, пока в сознании складывалась и пробивалась наружу непроверенная, не до конца продуманная мысль. – Послушай, мне тут в голову пришло… Всю жизнь мы были вдвоем против целого мира. Как на острове. Мы не нуждались в остальных, а они не принимали нас. Но сейчас, возможно, настал момент, когда им без нас не обойтись…

Напротив нас возвышался театр «Принцесс», впереди тянулся старый викторианский пирс. Мы свернули чуть левее и ступили на его дощатый настил, под щелями которого плескалось море.

– Ты о чем?

– Я о том, что… да знаю, звучит отвратительно пафосно! – у нас сейчас есть шанс за два года сделать больше добрых дел, чем за всю прошедшую жизнь.

– Смотри! Вон там, возле голубой лодки.

Прямо у поверхности моря в толще воды парили две гигантские полупрозрачные медузы. Следующие пять минут мы посвятили их созерцанию.

– Так, теперь объясни: ты решил внезапно податься в благотворительность?

– Нет! Точно нет!

– Ага, значит, мы на этой твоей идее заработаем, уже лучше.

– Тоже нет, но это все правда очень важно. Думаю, мы с тобой можем изменить кое-что. Ход событий. Мир.

– Или просто насладиться летом, этим и любым другим, пока ты еще будешь относительно неплохо себя чувствовать! Это время нам никогда не вернуть. Не хочу, чтобы ты тратил свою энергию и наше общее время на широкие жесты. Тебя же опять увлечет очередная идея, потом она подчинит себе наши жизни, и за это тебе никто спасибо не скажет.

Я еще толком не понимал, о чем именно прошу, но все равно немного расстроился, что не смогу этого получить.

– Знаю. Возможно, это ужасно глупо. Но тут повторяется ситуация с нашей свадьбой. Помнишь, мы хотели как можно скромнее, а потом поняли, как много людей зависит от нас, – посторонних людей, которым повезло гораздо меньше, которые оказались не настолько сильными. Мы с тобой могли послать систему и статус-кво, и так и сделали, и гордились. Сейчас, кажется, можно это повторить.

Мы дошли до ступеней, ведущих на вторую секцию пирса. Обычно там стояли рыбаки (несколько человек, всегда – одни мужчины), закинув удочки в море и с отсутствующим видом наблюдая, как уходят за границу бухты тонкие линии лесок. Сколько мы с Франсисом были вместе, столько лет ходили до самого конца пирса, увенчанного маяком! Теперь это осталось в прошлом. Франсис наклонился и прикоснулся к моей руке:

– Слушай, я не имел в виду, что нам не стоит воплощать твою идею. Просто не хочу с головой окунаться в нее, не поразмыслив как следует вначале. Если мы собираемся что-то делать, нужно сделать это правильно.

Я вдруг понял: он согласится, хотя мы оба не понимаем пока, на что именно. Франсис снова выпрямился:

– Так как мы, по-твоему, должны спасать мир?