В шаге от вечности

— Я привыкла. Мне кота достаточно. На нем можно в шахматы играть. А нового заведу синего в горошек. Лет через пять могу родить для себя. Хотя ребенка можно и усыновить. Это даже поощряется. Например, мулата или черненького. А может, встречу все-таки своего принца. Не хотела тебя обидеть. Ты чудесный человек. Я желаю тебе всего добра на свете. Но для тебя лучше перестать жить иллюзиями. Ты существуешь в мире байтов, со своими машинками. Общайся с людьми и будешь лучше их понимать. Больше проводи времени в компании, помогай друзьям и близким. И, поверь, ты еще найдешь себе нормальную женщину.

— А если мне никто не нужен, кроме тебя?

— Врешь. Никогда не замечала за тобой такого. Я бы почувствовала. Я видела, что интересна тебе, но не более. Поэтому ты обманываешь. Я только не знаю, зачем. Но предположу, что в тебе говорит не любовь, а упрямство и гордыня.

— Другую? — он словно взвесил это слово на весах. — Уже были. Но я не чувствую к ним ничего. Да и все они как с фабрики клонов.

— Рихтер тоже так говорил.

— Не упоминай о нем.

— Это не из-за него, — сказала Эшли. — Между мной и Максом все кончено. И не из-за того, кто был после него. Хоть я и не обязана тебе это говорить. Я просто хочу быть собой.

— Я думал, что ты не такая как все.

— Такая же. Борись со своей гордыней. Даже самый золотой человек не имеет прав на другого. А в любви нет справедливости.

— Гордыней? — Синохара повторил за ней возвышенное слово ”arrogance”. — Возможно. Я не христианин и не считаю ее грехом. Я по происхождению синтоист, а по сути — агностик. Может, я вообще ударюсь в буддизм. А что если мы все — всего лишь сон одного из нас, который вспоминает свою прошлую жизнь на Земле?

Взгляд Эшли на секунду стал отсутствующим. Видимо, она проверяла сеть.

— Извини. Сообщение, приходило… про распродажу. Но я вылечилась от шопинга. Так вот? На чем мы остановились? Ах да! Две трети моих подруг за тридцать так живут. С котами, игуанами… или роботами. А из тех, кто старше — даже больше. Молодые по молодости обжигаются, но потом тоже приходят к выводу, что лучше одной или одному. Я говорю о среднем классе, а не о тех, кто беременеет в шестнадцать под наркотиками. Маргиналы и мигранты живут проще. А у высших классов и истеблишмента другие проблемы, не как у среднего. Им приходится детей заводить, ведь надо обеспечить преемственность капиталов. Они пока еще смертные. Но и там ценят свободу и пытаются от этого откосить. Но к их услугам любая прислуга, любые помощники. И суррогатные матери тоже.

— Понимаю, — произнес Гарольд, допивая чай и ставя чашку на блюдце. — У меня есть одна подруга. Она постоянно говорит, что хотела бы иметь детей. При этом она не дура. Понимает меня так хорошо, будто знает с рождения. Дает советы. Но я не люблю ее. Мне она кажется слишком холодной… и, ха-ха, какой-то бесчеловечной. Мы с ней друзья, не более. Потому что нравишься мне именно ты.

— О боже, — Эшли взялась за голову, будто та начала болеть, ероша волосы, которые и без того были порядком взлохмачены. — Ну это просто… сюжет бразильского романа. Так почему тебе не попробовать с ней? Что ты привязался ко мне, как японский репей к собачьему хвосту?.. Я что, фотомодель? Или миллиардерша?.. Я в списке Forbes? На обложке журнала “People”? Стой, успокойся…

На секунду ей, должно быть, показалось, что сейчас он схватит ее за горло и задушит. Про кибернетический палец она тоже помнила. Но японец протянул руку, чтоб поправить прядь ее волос, чтоб та не лезла ей в глаза.

Она коснулась его руки. А он посмотрел на нее то ли со злостью, то ли с болью и досадой.

«Проклятая нация… — должно быть, подумала Эшли Стивенсон. — Ни хрена о них не поймешь. А ведь он всего лишь полукровка. А если бы был чистый японец?».

— Отношения как головоломка. Представляешь себе паззл? Кто-то совместим с одним человеком, кто-то с двумя, а кто-то — ни с кем… из тех. кого встретит в жизни, — произнес Синохара. — Видимо, я деталь со слишком сложной конфигурацией. А еще я отсталый патриархальный и замшелый тип, несмотря на мою увлеченность прогрессом. Я химера из двух несовместимых частей. Я хоть и провел детство в Австралии, но много лет прожил в отсталых странах третьего… и четвертого мира. Даже Япония не во всем равна вашей Европе, хотя я был и там редким экземпляром. У меня слишком строгие моральные правила. Я всегда считал, что выход из семьи — не через дверь. И даже не через суд. А как из мафии или из разведки: только через печную трубу крематория. Поэтому для меня было таким травмирующим расставание с Юки. Хоть я и ничего к ней не чувствовал. Я всегда думал, что отношения имеют ценность, только если они навсегда.

— Ну ты даешь… Тебе бы романы для youngadult писать. Про вампиров и романтичных миллиардеров. Ты бы сам стал богачом, и не надо было бы охотиться на террористов.

— Я серьезно. Если согласишься, всегда можешь взять свое слово назад и уйти, — сказал он ей. — В любой момент. А я — нет. Только в гробу.