В синих квадратах моря(Повесть)

И снова угрюмо шкерил треску, взмахивая острым ножом. Кирилл все чаще грустил по дому. Судьба зло сыграла с ним шутку. Когда-то сам был капитаном сейнера, а теперь вот матрос. И обижаться не приходится — сам виноват. Все больше одолевала тоска по домашнему уюту. «Танька небось радуется, что нет меня», — горевал Кирилл.

Ему так и не удалось повидаться с ней. В тот памятный вечер, когда он пришел к ней, чтобы помириться, у нее гостил сосед, мичман с корабля. Кириллу не хотелось попадаться ему на глаза. К тому же совсем опьянел. Отложил свой визит на другой день. Но вечером пришла мать и сообщила ему приятную новость: начальник порта берет его, Кирилла, на сейнер. Утром судно в море выходит.

— Сынок, богом молю, будь смирным, поласковей там с людьми, — наказывала ему Дарья Матвеевна.

Кирилл заверял ее, что работы не боится и от моря плакаться не станет, только бы не корили прошлым.

— А ты старайся, сынок, уважение само не приходит.

Приняли его на сейнере тепло. Капитан в годах уже, седой и бородатый, не стал напоминать ему о ночной трагедии в море, а лишь призвал Кирилла за дело по-настоящему браться. А ежели пить станет, то отправит на берег…

Кирилл слушал его и поддакивал, хотя свою жену тоже до слез доводил. К рюмке частенько прикладывался. Сколько раз Кирилл давал себе зарок в рот зелья не брать, да нет сил удержаться, так и тянет зараза…

«Помирюсь с женкой, вот как вернусь из рейса», — подумал сейчас Кирилл. Не раз, перебирая в памяти прошлое и настоящее, он понимал, что не так все вышло, как ему хотелось. А больше всего терзала мысль о том погибшем боцмане… Таня не корила его, знала, что не по злости так вышло.

— Рубцов, к капитану! — нарушил его мысли тралмейстер.

— А чего? — удивился Кирилл.

— Там узнаешь, капитан в радиорубке…

Кирилл поднялся на мостик. Только сейчас он заметил, что уже вечерело. Солнце купалось в воде. Разбушевавшийся было с утра ветер поутих, и море поутихло. Далеко, у самого горизонта, в сиреневой дымке проклюнулся берег. Там ему виделся Танин домик. Кирилл даже подумал о том, хватило бы у него смелости вот сейчас, будь корабль у причала, пойти к жене и сказать всего два слова: «Прости, виноват…» Но от этой мысли у Кирилла почему-то засосало под ложечкой.

«Я ж видел, как с матросиком она шла, значит, лобзается», — с горечью подумал он, открывая дверь рубки.

Капитан сейнера сидел на стуле-вертушке и читал только что полученную по радио сводку погоды. Радист куда-то вышел, и капитан был один. Кириллу от этого стало веселее.

— Андрей Павлович, — сказал Кирилл, — вызывали?

По лицу капитана пробежала тень усмешки. Не любил он, когда к нему обращались по имени и отчеству. На берегу или в гостях, может, и надо так, но только не здесь. Видимо, Кирилл это сразу понял, потому что поправился:

— Товарищ капитан, я прибыл.

— Ну вот теперь другое дело. — Капитан показал ему на стул.

— Я постою, — отозвался Кирилл.

— Садись! Тоже мне — праведник. Ты вот скажи, почему жене еще ни одной телеграммы не послал?

У Кирилла под глазом забилась тонкая жилка. Что ему надо — капитану? Отчет ему давать он не собирается. И уже не сдерживаясь, Кирилл грубо ответил:

— Это мое дело, капитан!

Тот смерил его колким взглядом, достал папиросы и закурил.

— В рейсе ты хорошо работаешь. Хвалю. Думаю я о тебе… Вот что, Кирилл Андреевич, пойдешь в дублеры к тралмейстеру?

— Чего спрашивать, капитан, пойду. — Он помолчал с минуту, потом добавил: — С женой вот надо поладить. Крученая она у меня…

— А ты? — Капитан так и впился в него глазами.

— В море стервецы не ходят, — буркнул Кирилл.

— Всякие ходят, Кирилл Андреевич. Так-то.

— Стало быть, я — стервец? — вспыхнул Рубцов.

Капитан будто ждал этого вопроса, потому что сразу же ответил:

— Был стервецом, уж коль напросился на комплимент. А сейчас не знаю, может, человеком стал, потому и совет с тобой держу. Тебя вот никто на судно не взял, а я ж не отказался?.. Жаль мне Дарью Матвеевну, намаялась. Ты уж не доводи старушку до слез… А женке подай весточку, деньков через пять в базу пойдем.

Они говорили еще о многом, и понял Кирилл, что капитан не по злости с ним сцепился. Другой бы не стал откровенничать, а этот — все честно высказал.