«Безличность» эта подразумевает вовсе не обезличенность и не безличность в духе парнасцев середины XIX в.: просто в книги Элюара получает доступ преимущественно то, что, по его мнению, не есть сугубо личное достояние, а присуще всем, роднит человека с человечеством и в пережитом одним кристаллизует возможное для прочих людей: «Сходство (с данным единственным предметом. –
«Мужчины и женщины, постоянно рождающиеся для любви, в полный голос заявите о своем чувстве, кричите “Я тебя люблю” вопреки всем страданиям, проклятиям, презрению скотов, хуле моралистов. Кричите это вопреки всяческим превратностям, утратам, вопреки самой смерти… Слова любви – плодоносящие ласки… Любить – это единственный смысл жизни. И смысл смыслов, смысл счастья». В этой пылкой прокламации вечного влюбленного, передан ной по радио в 1947 г., Элюар повторил то, что не уставал твердить всегда: без любви человек – лишь тень самого себя, от любви зависит, быть ему или не быть, знать или не знать, что он существует, что он – есть. Элюаровское «люблю» неизменно звучало подобно прославленному «мыслю…» Декарта. И потому в задушевнейшей любовной исповеди Элюара не просто заложена философия нашей земной судьбы, она сама, в каждом своем признании, есть эта философия.
В XX в. на Западе нередко выдается за непреложную истину броский и грустный афоризм «Ад – это другие», при надлежащий Сартру, который чутко уловил склад чувств и самосознание личности там, где каждодневно кипит «война всех против всех». Для уверовавших в него любовь – взаимное мучительство, тщетные судороги двух узников, бес сильных выбраться из тюремных одиночек своих душ. Элюар даже в самые тягостные часы отчаяния не поддавался этой философической безнравственности. Для него нет ада страшнее, чем одиночество, и «я» вообще становится самим собой только вместе с «ты»[65]
, без этого личность и для себя не больше чем смутное нечто, зияющая пустота, безликое отсутствие. «Плоское наслаждение и унылая тайна не быть видимым» – сказано в стихотворении, так и озаглавленном «Отсутствия» («Град скорби»). Тот, кто не находит себя в глазах близкого человека, по Элюару, зрячий слепец, довольствующийся жалким подобием жизни, подделкой. «Когда тебя нет, мне снится, что я сплю, мне грезится, будто я грежу». Кремень дает искру лишь при ударе огнива, огонь жизни рождается лишь при встрече меня и другого, а потому все то прошлое, что этой встрече предшествовало, кажется провалом, мертвой полосой в чреде дней и не заслуживает памяти: «И годы, когда глаза мои не видели тебя, я позабыл». Зато с момента встречи каждая секунда заполняется до краев, и в эти волшебные миги Элюар настолько потрясен своим как бы воскрешением из небытия и так захлестнут приливом свежести, что на все лады, не переводя дыхания, нанизывает подряд одни возгласы: «вместе нераздельны живой живая живые», – блаженный лепет спасенного любовью, давшей ему припасть к самому роднику жизни:Песнь эта в первую очередь есть прямое и восторженное свидетельство того, как происходит исчезновение всех пере городок и помех, сливаются два дыхания, как даже нестройные мысли перестают течь порознь и два пульса становятся одним: