В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков

Ох, рояль, уж этот рояль!Нет ему сегодня покоя.Ох, рояль, уж эта педаль –Прямо шабаш над головою.Этих гамм барабанный бой,Сверхчувствительные напевы,Польки точно «За упокой»,В довершенье «Молитва девы»…Убежать? Но весной – куда?А к тому же и день воскресный…И во мне и везде – ерунда,Чушь на всей планете прелестной.

……………………………………Что же делать? Хоть лезь в петлю.Воскресенье, дождь спозаранку.Право, я сейчас удавлюРаспроклятую эту шарманку.«Воскресенье». Перевод Э. Линецкой[33]

Обескураженность Лафорга перед жизнью не подорвала в нем, кажется, только одного – смелости изобретательного искателя в поэтике. Свой гибкий, податливый голос он научил подстраиваться и к шуму моросящего дождя по крыше, и к заунывным всхлипам уличной шарманки, и к улюлюканью охотничьего рога в осенних полях:

С Ла-Манша холодом повеяло осенним,И негде больше нам бродить по воскресеньям.В пустом лесуПод каплями дождя провисли паутинки,

И обрываются, и гибнут от воды.Где солнце властное рачительной страды?Где щедрые Пактолы?Сырые рощи голы,А солнце, как плевок у стойки кабака,Бесцветнее плевка,Скатилось за бугор, поросший желтым дроком,И смотрит из-за гор и ненарокомРоняет чахлый свет на поредевший дрок,А звонкий рогПоет ему: «Очнись!» –Поет: «Вернись!» –

И ввысьЛетит: «Ату, ату и улюлю!»…Опять шарманку завели свою!..Сойти с ума!..А солнце опухолью на краю холмаИсходит дрожью – по бездорожью.…………………………………………О, гнезда, о листва, разодранная в клочья!Зима немало потрудилась этой ночью:Не сердца стук – сквозь сон – удары топора!..Еще вчера был этот лес такой зеленый,А нынче листьями усыпаны поляны,

О листья, листья, вереницей пленнойПо стынущим прудам разносят вас ветра,Лесничий соберет вас для костра,Для тюфяков на койках госпитальныхВ краях неведомых и чужедальных,Для сыновей, что с Францией в разлуке…Зима, опять зима. И километры скуки…«Приближение зимы». Перевод Р. Дубровкина

Одним из первых во Франции Лафорг всерьез опробовал свободный стих – пока что у него чаще всего не сплошной, а вплетенный в привычные размеры. В своем слоге он охотно затевает перекличку философских изречений и разговорных прибауток, сочиняет каламбурные неологизмы, выворачивает наизнанку банальные прописи, всем этим помогая себе подняться над расслабленной хандрой, перевести нетворческую хилость духа в меланхолическое острословие.

Именно на Лафорга вместе с тем почти наверняка пал бы выбор, потребуйся кому-нибудь однажды подыскать олицетворение той зябкой, прихотливо укутанной, а все же не выдуманной сердечной распутицы, которая подразумевается словосочетанием «конец века», как окрестило свои недужные умонастроения истекавшее XIX столетие, соединив хронологическую отсылку и намек на библейский «конец света».

Бунт на излете

Лотреамон

Единственный из племени «пр'oклятых», кто однажды на брался духу возвестить во всеуслышанье о как будто одержанной им полной победе над мороком упадочничества, – Изидор Дюкасс (1846–1870), спрятавший свое настоящее имя на обложке принадлежащих ему «Песен Мальдорора» за подписью «граф де Лотреамон».