В снегах родной чужбины

— Знаете, какой у нас храм? Второго такого на земле не сыщете! Его красота затыкает рты всякому, кто говорит о России без должного почтения. Росписи в пашем храме руками известнейших художников сделаны. Все святые смотрят с образов живыми глазами. И помогают люду нашему. Даже в горестях поддерживают! Вы на службе в храме были? — Он обратился к Федору.

— Нет…

— Как? Смоленский и не был на службе? — удивился тот неподдельно.

— Я из деревни.

— Так и тем более! Никто не должен называть себя смолянином, если в церковь не ходит. Я таких за людей не считаю, — сказал сосед, обидевшись, и отвернулся от Федора к попутчикам.

— У нас на Пасху малиновый звон от храма всему городу слышен. И лечит он людей лучше любых докторов. Не верите? А вот я докажу! — Мужчина спустил ноги с полки. — Были у нас в Смоленске ученые-иностранцы. Проверяли состояние окружающей среды и ее влияние на здоровье человека. Из Японии и Франции, из Канады и Греции, из самой Америки понаехали. И чтоб вы думали? Целый месяц они все проверяли. И убедились, что люди, живущие поблизости от храма, более здоровы и уравновешены, чем те, кто далеко живет. Нет у них опасных для жизни болезней, не подвержены эпидемиям. Семьи там крепче, дети добрее. Даже сады и огороды, те, что ближе к храму, дают урожай много больше, чем другие. Дома там дольше стоят. А главное, люди больше живут. И это не я, иностранцы докопались. А один, уж и не знаю откуда приехал, сказал, что церковные звоны и звон колоколов храма лечат все живое и помогают избавиться даже от тяжкой хвори. А все потому, что именно в то время Бог видит каждого молящегося, всякого, кто пришел в храм за помощью с верой, что получит ее от Господа! И получают! Оттого в наш храм со всех концов света едут. За благодатью, за помощью, за исцеленьем! — Сосед глянул на Федора косо.

— Да меня со Смоленщины пацаном вывезли! С тех пор и не был! Еду, может, кого из родни разыщу! — не выдержал лесник.

— Вон оно что! — сочувственно вздохнул земляк. И еще долго рассказывал обо всех достопримечательностях города.

Уснули в купе уже за полночь. Один Федор ворочался, растревоженный рассказами. Но и он стал дремать. Как вдруг услышал странный звук, словно кто-то пытается открыть дверь в купе тонким ножом.

Лесник затаил дыхание, прислушался. Дверь тихо открылась. Темнота в проходе не осветила человека. Тот, затаив дыхание, сунул руку к вешалкам. Нащупал Федорову куртку. Только хотел ее снять, лесник мигом вскочил. Кулак сработал автоматически. Человек отлетел в проход, ударился головой в стекло окна. И на миг осветил фонарем лицо Федора.

— Ну, пидор, держись! И тебя так накрою, мама родная откажется! — пригрозил майданщик.

Федор сунул ему кулаком в подбородок. Воришка метнулся по проходу к двери и тут же исчез. Лесник повернул к купе и почувствовал: кто-то придержал его.

— Дергаешься, падла! Пеняй на себя, козел! Не клифт, душу достану! — Федор вовремя увернулся от ножа. Поддел коленом в пах говорившего. И в это время проснулась проводница вагона, включила свет.

— Что вы тут шумите? Чего не отдыхаете? Всю дорожку сбили! Зачем? — смотрела с укором.

Федор молча вернулся в купе. Настроение было испорчено, сон перебит. До самого Смоленска он даже не прилег. Сидел у окна, тихо смотрел, как занимаются весенние рассветы на его родине. А они здесь были особыми. Легкими, розовыми, как детские сны, в которые не врываются люди в кожаных черных тужурках и воры всех мастей.

Федор услышал звон колоколов. Поезд проезжал деревенскую церковь, где собирались на службу люди.

Вот и еще поселок появился навстречу.

— Вставайте! Через полчаса Смоленск, — будила пассажиров проводница.

Федор легко выскочил на сырой от росы перрон. В лицо ударил запах цветущей сирени и молодой листвы. Он кружил голову.

Легко подхватив чемодан, лесник вышел в город. Спросил у первого встречного, как добраться до Березняков. Тот рассказал и указал. А потом словно спохватился:

— Зачем пешком идти? Туда автобус ходит. За полчаса на месте будете.

Лесник подошел к остановке. Вскоре приехал в село, которое не помнил. И с рассказами матери тут уж ничего не совпадало.

Где крыши, крытые соломой? Где резные ставни на окнах? Где скамейки у ворот? Где дома из сказки голубого детства? Нет и белых голубей. Их, как говорила мать, разводили все деревенские мальчишки. Где деревянные избы, каждая со своим лицом, похожим на хозяина?

Кирпичные домики выстроились в улицу. Все одинаковые, как цыплята одной курицы. Крыты черепицей. Ни скамеек рядом, ни скворечников. На крышах антенны — длинные, как жерди. Руки-провода за крышу уцепились костляво.

«Где кто живет? Ни одного человека возле дома», — растерялся лесник.

Оглядевшись, он почувствовал себя неуютно, словно оказался незваным гостем на чужой свадьбе.

«Куда ж податься теперь?» Федор осмотрелся и приметил скрывшуюся за новыми домиками совсем иную улицу. Бревенчатые избы утопали в зелени. Из-за нее, буйной, ни калиток, ни заборов не видно. Одни крыши и трубы.

Федор свернул на старую улицу: шел от дома к дому, вглядываясь в лица.