В союзе с Аристотелем

— В сенях-то чего у нас прихватишь, кроме ведер да коромысла, — проговорила Василиса Андреевна. — А тут-то я с него глаз не спускала… Валера, тащи себе стул из горницы. Уж ничего ли вы тут не напутали, с петухом-то?

— Чего путать, когда вот так вот лежит Мистер, а вот тут рядом его голова с бородавкой на гребешке. Чего путать? — вспылил Юрка.

— Уж больно много грехов зараз.

— А мы-то тут при чем? И не заступайся! Сама же выгнала и сама же заступаешься!

— Да я не заступаюсь. И не кричи так на мать.

— Я вовсе не на тебя, а вообще…

— Новости одна чище другой, — сказал Аркадий. — Сколько на свете религий и сект! И вот — украли петуха. Ведь это — украсть! — суть всех богопоклонников. Украсть! От ума до хлеба — всё крадут… Недавно в «Комсомольской правде» писали о девушке, которая бросилась под поезд. Она была в какой-то секте, и от нее потребовали жертвы, так было угодно всевышнему. Она и пожертвовала — свою жизнь…

— Ты подумай! — ужаснулась Василиса Андреевна.

— У нас? — спросил Юрка.

— В частности, не у нас, но вообще у нас в Советском Союзе. И началось, может быть, вот так же: со случайного прихода какого-нибудь благочестивого брата во Христе…

За едой Аркадий рассказал о пятидесятниках-трясунах, об адвентистах седьмого дня. Знания Аркадия в этой области были небогаты, но и сказанное удивило Василису Андреевну чрезвычайно, так как она хотя и слышала о сектантах, но не понимала, что это такое, и уж никак не предполагала существования каких-либо других вер, кроме православной. «А тут и не крестись, и свечи не ставь, и святую воду не признавай — да что же это такое?» — молча размышляла женщина. Ребята же переспрашивали, уточняли.

— Да, много всякой мути, — сказал Юрка. — А вот как Мистер оказался у Поршенниковых?

— Зашел же он к Терениным, этот сектант, ну и к Поршенниковым зашел, а петуха на лавке оставил, чтобы, значит, выходя, взять его обратно, — рассудил Петр Иванович.

— А почему его сразу к Поршенниковым понесло? Нет, чтобы к кому рядом зайти, а то через пятнадцать домов — к Поршенниковым, — не унимался Юрка.

— Мда-а, — протянул Петр Иванович.

— Странно, в самом деле, — заметил Аркадий. — Но если здраво рассудить, то что же получается? Вот смотрите. Положим, ты, Юрк, стащил… ну… ну хотя бы того же петуха.

— Нет, — сказал Юрка, — только не петуха.

— Ну хорошо. Велосипед. Согласен?

— Согласен.

— Ну и куда ты кинешься?

— Домой.

— А если дом далеко? И чуешь, что за тобой возможна погоня?

— У Валерки спрячусь.

— Я тебя не пущу с ворованным, — заметил Валерка.

— Так и этот петушатник поступил, — проговорил Аркадий. — Логика. К кому попало он не кинулся бы… Соображаете?

— Значит, Поршенниковы — не кто попало? — спросил Юрка.

Аркадий пожал плечами, допивая чай.

— Смотрите, как бы вас логика не завела куда-нибудь, — предостерег Петр Иванович.

— А им что! — встряла вдруг решительно в разговор Василиса Андреевна. — Они сейчас и логику, и прологику, и всякого лешего приплетут — им только давай.

— Нет, тут явно что-то есть! — Аркадий встал. — Вот оно, Юрий, то самое болото показывает себя, и нечего тут выражаться осторожнее. Можете передать своей придирчивой учительнице.

Хоть и лихорадочно работала Юркина голова, хоть и вертелись мысли вокруг петуха и сектанта, однако при мысли о Галине Владимировне он моментально вспомнил и про записку. Вспомнил — и как-то сиротливо, неприятно стало на душе, точно в разгар купания скрылось вдруг солнце и дунул прохладный ветерок, а ты выскочил на берег, обхватил плечи, дрожишь и не знаешь, что делать… Юрка опасался, как бы отец не понял записку превратно и не посадил на «киловатты». Это было единственное наказание, которое Петр Иванович применял к сыну, — запрещал ему покидать дом, пока счетчик не наматывал определенное количество киловатт-часов, назначаемое в зависимости от характера и размеров провинности: от одного и выше. А разве мог Юрка допустить, чтобы в такое время, когда назревают неслыханные события, его посадили на «киловатты»? Это же почти харакири!

«Покажу-ка я записку Аркадию, — вдруг подумал он. — Аркадий хоть и не родитель, но какую-то власть надо мной имеет, поэтому такие штуки, как записки учителей, его тоже должны касаться». Приняв это решение, мальчишка облегченно вздохнул и, принимаясь за чай, вернулся к мыслям о бородаче и Мистере, но ни до каких конкретных выводов не додумался.

Проводив Валерку и договорившись с ним о завтрашнем продолжении расследований, Юрка прошел к Аркадию в комнату, достал сложенную вчетверо бумажку и протянул ее брату.

— Что это?

— Прочитай.

Аркадий прочитал.

— Что-нибудь вытворил?

— Нет, просто так. Даже у девчонок вызывают родителей.

— А, ну раз у девчонок тоже, то… — Аркадий на обратной стороне написал: «Родители будут», и расписался витиевато и броско.

Юрка долго рассматривал подпись, потом сказал:

— Она ничего не поймет.

— Поймет, — успокоил его брат. — Взрослые понимают такие крючки.

— Она не взрослая.

— А какая же?

— Она еще девушка, — простодушно разъяснил Юрка и спрятал записку.

— Девушка?

— Да. Она даже моложе тебя.

— Вот как! Это ей не понравилось слово «болотце»?

— Ей.