В союзе с Аристотелем

— А те, коими пронизаны твои телеса. — Аркадий ткнул пальцем в тощий Юркин живот. — Они тобой управляют, а не ты ими. Скажут они тебе: «Сделай рожу!» Ты — раз! — и скорчишь. Скажут они: «Кинь галошу!» Ты — фрр! — и кинул… А надо нервишки в кулаке держать — вот так… А то по молодости-то израсходуешь их, а как придет им самое время служить, у тебя их и не окажется. Понял?

— Хм, — сказал Юрка.

Василиса Андреевна позвала ужинать.

— Что это вы там обсуждали? — спросил Петр Иванович.

— Так. Некоторые физиологические истины.

— Какие, например?

— Ну, например, что такое нервы.

— Ах, нервы!..

Чтобы увести разговор от опасной в какой-то мере темы, Юрка спросил, разглядывая листок отрывного календаря:

— Слушайте, вот загадка в календаре: «По земле ходит, а неба не видит».

— Так.

— А в разгадке написано: «Свинья».

— Ну?

— Ведь это неправильно. Свинья может задрать голову — и все.

— Пожалуй, — согласился Аркадий.

— Или на спину лечь, — продолжал Юрка.

— Конечно.

— Значит, загадка неверная.

— Ну и что?

— А зачем же неверное печатают? Разве можно неверное печатать?

— Но в принципе загадка верная. Ведь свинья смотрит вниз — значит, неба не видит.

— «В принципе»! При чем тут «в принципе», если она может лечь на спину?

— Почему я от тебя ни одного толкового слова не слышу? Все какую-то ерунду, — укорил Петр Иванович.

— А, — махнул Юрка рукой с ложкой, — вечно тебе ерунда.

— Конечно. Разве умный человек будет вот так о свинье рассуждать: почему да отчего?

— Я же у тебя научился. Ты ведь сам всегда: как, что, откуда, зачем?

— Так я же человеческой жизнью интересуюсь.

— Кстати, о человеческой жизни: вы больше не встречали этого мародера Христова? — спросил Аркадий.

— Нет, — ответил Юрка. — Мы вчера с Валеркой почти всю Перевалку обошли — нет.

— Вон они чем занимались, — проговорила Василиса Андреевна. — А я думала: куда они делись? В город? Так денег вроде не просил. А они, дурачки, розыски устроили.

— Почему это дурачки? — возмутился мальчишка.

— А кто же? Нешто верующих выслеживают? Пусть и басурманы. Не подпускать их к себе — не подпускай, а выслеживать-то зачем? Не звери ведь — люди, какие-никакие.

— Ангельское сердце! — заключил Аркадий. — Ты, мама, совершенно не готовишься к небесной революции. С каждым днем человечество все дальше и дальше отходит от религии, и, естественно, вот-вот настанет миг, когда Вселенная крикнет восторженно: «Ура! Я освободилась от этого бремени — бога!»

— Точно! — поддержал довольный Петр Иванович. — И ты, мать, просто на бобах останешься.

— Нечего-нечего старуху подзузоливать… Каши добавить?

— Добавь, — сказал Аркадий.

Юрка любил братовы реплики. В них всегда звучало что-то необычное, смешное и серьезное. Мальчишка чувствовал, что и отцу эти высказывания нравятся — он всегда слушал с улыбкой и хоть коротко, но высказывал свою приверженность к сути сыновьих слов.

— Есть такие стихи, послушайте. — Аркадий перестал жевать.

Народ мы русский позабавимИ у позорного столбаКишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

— Хорошие стихи! — сказал Петр Иванович.

— Уж больно замашистые, — заметила Василиса Андреевна.

— Народная молва приписывает их Пушкину. И, по-моему, не зря — все здесь пушкинское: и ритм, и гармония, и острая мысль.

— Сразу и царя и попа!

— Вот именно… Я к чему привел эти стихи? А к тому, что еще в ту эпоху с попами, с религией, как видите, не церемонились. В ту! Так нам ли сейчас с ними церемониться?! Тем более, что от былого божьего могущества остались охвостья.

— Ну вот, значит, не зря мы выслеживаем.

— Выслеживайте, — заметил Петр Иванович. — Только я не знаю, куда вы спрячетесь, когда столкнетесь с ним.

— Не бойся, не спрячемся. Мы будем бежать следом и кричать: «Это вор! Это вор!»

— Э-ха-ха! — вздохнула Василиса Андреевна, ставя на плитку таз с водой и опуская в него грязные тарелки.

Поблагодарив хозяйку за ужин, все вышли из-за стола. Юрка, вытирая руки о полотенце, переброшенное через плечо Василисы Андреевны, грозно прошептал ей в лицо:

— А забыла, что в газете печатали? Про девушку, которая бросилась под поезд?

— А ты не ершись. Мало ли что в газетах пишут. Даже вон в календаре, сам же говоришь, неправильно пишут, а уж в газетах…

— Но в принципе-то правильно!

— Ладно-ладно, «в принципе»! Спать вон иди.

— «Спать»! — сердито повторил Юрка.

Он несколько раз, задумавшись, прошелся от печки до порога, сыто поглаживая живот, затем остановился на миг и шагнул в комнату Аркадия. Аркадий рассматривал какую-то большую книгу и при появлении Юрки захлопнул ее. Мальчишка прочитал: «Тициан».

— Кто это?

— Венецианский художник.

— Ты, по-моему, что-то скрыл от меня, — проговорил Юрка, пытливо глядя в глаза брату.

— В каком смысле?

— В смысле Галины Владимировны. Она тебе что-то такое сказала…

— Ну что же. Может, кое-что и скрыл.

— Почему?

— Есть вещи, которые касаются только взрослых.

— Хм… А почему нет вещей, которые касаются только детей?

— Кто знает. Может, и такие вещи есть. Даже наверняка есть.