В союзе звуков, чувств и дум

То ли песен? А то ли печенья?

Долгое время я не мог вспомнить, где слышались уже такие необычные рифмы. Потом вспомнилось:

Немного отдохнем на этой точке.

Что? Перестать или пустить на пе?..

Признаться вам, я в пятистопной строчке

Люблю цезуру на второй стопе.

Иначе, стих то в яме, то на кочке,

И хоть лежу теперь на канапе,

Все кажется мне, будто в тряском беге

По мерзлой пашне мчусь я на телеге.

Здесь тоже не может быть заимствования: все о другом и все по-другому.

Видимо, оба места сочинены заново - другого объяснения я найти не могу. Бывает же так, что в разных местах разные ученые открывают один и тот же закон. Или вдруг нас поражает сходство людей, не имеющих прямой семейной связи...

Стихами о Пушкине, как мы видим, далеко не ограничивается у Самойлова обращение к Пушкину. Оно, быть может, наиболее рельефно проступает в произведениях, написанных совсем на другую тему.

Давид Самойлов принадлежит к поколению сороковых годов.

И он прежде всего «отголосок своего поколения»⁴². На войне или в связи с войной не только складывались личные, часто трагические судьбы, но возникали общие нравственные проблемы, определявшие лицо поколения. И, хотя война давно ушла в прошлое, некоторые из этих проблем не потеряли свою остроту для следующих поколений.

«Старик Державин».

Это название заимствовано из VIII главы «Онегина»:

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил.

Множественное число - «нас» относится, как читатель помнит, к Пушкину и его музе, явившейся поэту в садах лицея.

Стихотворение Самойлова начинается с нарочитого противопоставления, в котором ироничность тона, столь свойственная автору, смешивается с некоторой грустью:

Рукоположения в поэты

Мы не знали. И старик Державин

Нас не заметил, не благословил...

«Мы» - это, очевидно, тоже я и моя муза. За этими тремя строками как будто скрывается настораживающее самонадеянное сравнение себя с лицейским юношей и дерзкое сетование на то, что «мы» обделены благословением великого старика.

Настороженность исчезает, как только мы прочитываем следующие затем строки:

В эту пору мы держали

Оборону под деревней Лодвой.

На земле холодной и болотной

С пулеметом я лежал своим.

Это не для самооправданья:

Мы в тот день ходили на заданье,

И потом в блиндаж залезли спать...

Этим неожиданным поворотом автор снимает вопрос о своей какой бы то ни было поэтической одаренности, не о ней вообще речь. Дело, оказывается в том, что мы, как рядовые солдаты, просто не могли явиться под благословенье, даже если бы нас и призвали: мы с музой вместе с другими разведчиками были заняты войной. Не в переносном, поэтическом, а в самом прямом значении слова: лежали у пулемета, ходили на задание.

Но несмотря на тяжесть войны, жизнь не останавливается. Не останавливается и поэзия. Лира не может остаться без хозяина, иначе в каком-то смысле прервется связь времен. Патриарх поэзии понимает это лучше, чем смертельно усталые юнцы, бездумно и безответственно спящие в блиндажах:

А старик Державин, думая о смерти,

Ночь не спал и бормотал: «Вот черти!

Некому и лиру передать!»

И тут вопрос переводится в совершенно иную плоскость. Самойлова как бы не интересуют чисто поэтические достоинства того или иного претендента на лиру, освященную именами Пушкина и Державина. Достоин ли претендовать на нее даже и одаренный человек, который может явиться на церемонию вручения вовремя, без опоздания, потому что он не лежит сейчас «на земле холодной и болотной», не занят на передовой? Вот вопрос, поставленный поэтом своего поколения. Отвечает сам старик Державин:

А ему советовали: «Некому?

Лучше б передали лиру некоему

Малому способному. А эти,

Может, все убиты наповал!»

Но старик Державин воровато

Руки прятал в рукава халата,

Только лиру не передавал.

По ночам бродил в своей мурмолочке,

Замерзал и бормотал: «Нет, сволочи,

Пусть пылится лучше. Не отдам!»

Очевидно, что мудрый старик выражает здесь авторское мнение и авторский пафос...

Все, кто пережил военное лихолетие, помнят, что в народе, во всей огромной стране сложились понятия: фронтовик и нефронтовик. Понятия, включавшие в себя, кроме прямого смысла, еще и некий психологический оттенок. Все понимали, что тыл необходим, что без него невозможен и фронт. Условия жизни в тылу были подчас тяжелее, чем на фронте.

И все же, и все же...

На войне, как известно, погибают чаще. Наиболее остро вопрос стоял перед теми, кто в какой-то степени мог выбирать свою судьбу: поэт иногда мог оставаться поэтом, а мог быть пулеметчиком, комиссаром, разведчиком. Самойлов выбрал последнее.

В его ранней поэме «Чайная» есть песня фольклорного типа, очень распространенного в послевоенные годы. Смысл песни выражает, по сути, и смысл главного конфликта поэмы. Инвалиды поют:

Девка год ждала,

И другой ждала,

А на третий год

К мужику ушла,

Ушла к мужику,

Нефронтовику...

Этот «мужик-нефронтовик» нарисован поэтом, вернувшимся С фронта.

Дым летит к небесам.

Пар течет по усам,

Входит в чайную сам

Федор Федорыч сам.

Враз видать по глазам:

То ли зав,

То ли зам,

Ишь какой важный!