В стране полумесяца

Эллины сжигали своихъ мертвецовъ прежде, чѣмъ похоронить ихъ. И на гробницахъ они высѣкали генія, который ногой тушилъ факелъ. Такова жизнь, она горитъ и гаснетъ, какъ факелъ. Іудеи и христіане погребаютъ своихъ покойниковъ, не сжигая ихъ, такъ какъ они должны воскреснуть изъ мертвыхъ. Погребеніе придумано, вѣроятно, для облегченія умершаго, чтобы онъ могъ скорѣй узнать себя на томъ свѣтѣ, но вѣдь вѣтеръ разноситъ земной прахъ во всѣ стороны вселенной!.. Заратустра училъ, что трупы должны предоставляться на съѣденіе хищнымъ птицамъ. Когда люди умираютъ въ домахъ, говоритъ онъ, то большія птицы спѣшатъ слетѣть съ горныхъ вершинъ въ долины. Онъ спрашиваетъ Ормузда, что есть третье, что не нравится нашей землѣ и лишаетъ насъ ея милости! И Ормуздъ отвѣчаетъ: третье есть то, что вы роете могилы и хороните въ нихъ трупы людей. Только одни египтяне не хотѣли признавать уничтоженія въ какой бы то ни было формѣ. Они хоронили своихъ покойниковъ, бальзамируя ихъ, превращая ихъ въ статуи, и въ такомъ видѣ передавали землѣ, но Магометъ сказалъ: «на кладбищѣ богатая растительность.» Онъ имѣлъ въ виду жизнь. Мы глядимъ на всѣ эти гробницы. Нѣкоторыя изъ нихъ въ своихъ украшеніяхъ или рѣзьбѣ прямо произведенія искусства. На всѣхъ камняхъ — изреченія изъ Корана, нѣкоторыя насѣчены золотомъ. На верху главнаго монолита высѣчены тюрбанъ или феска; иногда тюрбанъ зеленаго цвѣта, это знакъ высшаго почета. Могилы женщинъ также имѣютъ монолиты, но на нихъ нѣтъ тюрбановъ и нѣтъ зеленой краски, т. е. имъ не оказываются высшія почести. Мертвые покоятся въ богатой странѣ. Они сами ее обогащаютъ. «На кладбищѣ богатая растительность». Покойники сами заботятся о созданіи себѣ здоровой и чистой обстановки, богатой растительности, плодородной земли, на которой все можетъ расти. Они лежатъ и какъ будто смѣются съ безумнымъ комизмомъ и непоколебимо проводятъ великую мысль: гигіену трупа. Тише! — въ странѣ мертвецовъ не разсуждаютъ!.. Тамъ дальше, позади насъ, шумитъ пальмовая роща; у зонтиковыхъ пальмъ настолько широкіе листья, что они всегда слегка шелестятъ, какъ бы тиха ни была погода, и потому изъ такой рощи постоянно доносится легкій шелестъ. Этотъ шопотъ, эти широкіе листья и вообще все окружающее дѣлаетъ насъ молчаливыми. Мы сидимъ и мысленно уносимся къ чему-то знакомому, въ страну, въ которой мы когда-то бывали, къ событію, случившемуся во снѣ или въ нашей прошлой жизни. Нашей колыбелью, быть можетъ, былъ лотосъ, который качался въ странѣ пальмъ…

Мы поднимаемся и уходимъ. Навстрѣчу намъ попадаются два человѣка, которые несутъ носилки. Я снимаю шляпу и держу ее въ рукѣ; эти два человѣка насъ не трогаютъ и спѣшатъ дальше. Они несутъ бѣднаго покойника, не въ гробу, а прямо на носилкахъ, на немъ нѣтъ даже покрывала съ заклинаніемъ о воскресеніи изъ мертвыхъ, и плакальщицы его не провожаютъ. Эти два человѣка относятъ свою ношу въ о одаленнѣйшій уголъ кладбища и опускаютъ ее на землю. Потомъ начинаютъ рыть могилу. Мы смотримъ наверхъ; тамъ высоко въ воздухѣ кричатъ хищныя птицы. Что это за птицы? Это коршуны. Они кружатся надъ Эйюбомъ, видятъ носилки, чуютъ запахъ разложенія, фосфорную кислоту и подаютъ другъ другу сигналы. Они не летаютъ открыто, какъ ястреба, а тихо крадутся въ воздухѣ. Дѣло теперь зависитъ отъ того, насколько глубоко эти два человѣка закопаютъ свою ношу.

* * *

Передъ главнымъ входомъ останавливается экипажъ и мы слышимъ голосъ, который кричитъ: «Алло! Наконецъ-то я васъ нашелъ!» Это нашъ проводникъ. Это нашъ ужасный грекъ, отъ котораго никакъ не можемъ избавиться. Онъ нашелъ насъ при помощи разспросовъ, начиная съ кассы, гдѣ продаются билеты, до самаго Эйюба. «Извольте садиться», говоритъ онъ, и мы садимся. «Къ воющимъ дервишамъ!» Мы сразу очутились въ городѣ и возвращаемся къ жизни. Еще разъ оглядываемся назадъ и видимъ ястребовъ и вершины неподвижныхъ кипарисовъ… По дорогѣ намъ встрѣчаются три фигуры, странный головной уборъ которыхъ приходилось уже видѣть на Востокѣ. Это воющіе дервиши; они идутъ въ мечеть. Проѣхавъ небольшое разстояніе, мы выходимъ изъ экипажа, отпускаемъ кучера и идемъ пѣшкомъ вслѣдъ за этими тремя чудаками. У нихъ были серьезныя, добродушныя лица и они шли, молча, своей дорогой. Въ ихъ одеждѣ не было ничего бросающагося въ глаза: коричневый балахонъ, облегающій туловище съ ногъ до головы, и поясъ вокругъ стана. Но за то шляпы были прямо чудовищны по вышинѣ; формой онѣ напоминали сахарную голову. Онѣ сдѣланы изъ сѣраго войлока, жесткаго и плотнаго; нужно особое искусство, чтобы носить такую шляпу. Дервиши — магометанскіе монахи. Жизнь свою они проводятъ, или странствуя по Турціи и Ирану, или живя общинами въ монастыряхъ подъ началомъ настоятеля. По примѣру монаховъ Запада они дѣлятся на ордена, есть танцующіе, воющіе, плавающіе, прыгающіе дервиши; каждый орденъ имѣетъ свое ремесло и тѣмъ, что это ремесло доводится ими до высшаго сумасшествія, они думаютъ выслужиться передъ Богомъ. Это мученики религіи, которые берутъ на себя грѣхи всего народа и бичуютъ себя за нихъ.