Но, наверное, в первый раз меня пожалели, если вынесенное решение суда можно таковым назвать. Меня не лишили родительских прав, как пугали, лишь ограничили на полгода. Зато всячески порицали и наговаривали. Я попыталась вставить несколько слов, попыталась возмутиться, сказать, что на меня откровенно клевещут, но на каждое моё слово оправдания, у адвоката бывшего мужа находилась какая-то бумажка или свидетель того, как несерьёзно я относилась к своим материнским обязанностям. Что не заботилась о дочке, что бросала её, что была замечена в непотребном поведении. Финалом всего этого фарса стали свидетельские показания Кудряшова. Лично он не приехал, сославшись на неизвестную науке болезнь, наглости, наверное, не хватило посмотреть мне в глаза, но письменно изложил своё видение наших с ним отношений и совместной жизни.
– Ему заплатили, – не выдержала я. Одарила Ваську ненавидящим взглядом. – Все знают, что ты с ним договорился!
Бывший муж, сидящий между новой женой, одетой в дорогую норковую шубу, и родителями, посмотрел на меня и ухмыльнулся.
– Как бы я с ним договорился, чтобы ты с ним переспала? Ты же это сделала, а не я.
Я стояла и таращилась на него, руки сами сжались в кулаки. И только голос судьи заставил меня их разжать.
– Юлия Александровна, сядьте. Мы во всём разберемся.
Разбираться никто ни в чем не стал. Меня ограничили в родительских правах на шесть месяцев и отправили приводить свою жизнь в порядок. Новость о том, что у меня есть шесть месяцев, меня немного успокоила.
– Я могу видеть дочь? – Это единственное, что меня интересовало.
– Конечно, – кивнул мужчина в мантии.
Тут же поднялся адвоката Василия.
– Мы просим, чтобы встречи Юлии Александровны с дочерью проходили в присутствии отца и представителя органов опеки.
– Что? – ахнула я. – Я с дочерью не могу общаться?
– Мы не уверены, что это не навредит ребенку.
– Я её мать! И что-то её отца не беспокоило, что я нахожусь с дочерью сутки напролет, когда он крутил роман на стороне вот с этой! – Я пусть и некрасиво, но ткнула пальцем в Ольгу. – Тогда его всё устраивало!
На мой выпад последовало спокойное заявление:
– На данный момент, мой клиент находится в законном браке. Это характеризует его, как человека нравственного. Чего нельзя сказать о Юлии Александровне, которая сожительствовала с другим мужчиной, и заставила ребенка проживать с ними в одной комнате.
От отчаяния мне хотелось кричать, но я заставила себя сесть на место.
После окончания заседания, того фарса, что произошёл, пришло понимание одного:
– Мне необходим адвокат.
Мама лишь фыркнула.
– Ну-ну. Знаешь, сколько он стоит?
– Нет. Но подозреваю, что дорого.
– А ты даже себя прокормить не в состоянии, – проворчала она. – Сидишь на моей шее.
Я на мать глянула.
– Я не виновата, что меня нигде не берут на работу. Даже эта чертова фабрика… – Я закрыла глаза. – Мезинцевым нужно, чтобы я ничего не могла – ни заработать, ни оправдаться. Они украли у меня ребенка, – в отчаянии проговорила я.
Два дня назад состоялась вторая моя встреча с дочерью. Если это можно назвать встречей. Длилась она минуты три, когда дочку достали с заднего сидения машины, заспанную, капризную после сна. Я лишь успела взять её на руки, как Лиза разревелась, не понимая, что происходит, и почему её разбудили. И потянулась сначала ко мне, а потом к отцу. И стоило ей это сделать, как Ольга, наблюдавшая, как коршун за происходящим, ребенка у меня из рук выхватила.
– Она не хочет с тобой общаться, ты её пугаешь.
Я повернулась к женщине из опеки и твердо поинтересовалась:
– Почему она здесь находится? Она кто такая?
– Это моя жена, – объявил мне Вася.
– Юлия Александровна, для Лизы лучше, если рядом близкие ей люди.
– Близкие? – выдохнула я. – Это я близкий ей человек, я – её мама. А это чужая баба, на которой женился её отец!
– Успокойтесь, не кричите.
– Ты пугаешь ребенка, – снова встряла Ольга. – Для неё каждая встреча с тобой – стресс.
– Пошла ты!..
– Юлия Александровна, мне придётся донести до судьи о вашем неподобающем поведении на встречах с ребенком. Вы неправильно себя ведете.
У меня было стойкое ощущение, что меня окружили, окутали колючей проволокой, и выхода нет. Его просто нет.
– Мне нужно уехать отсюда, – сообщила я матери спустя ещё месяц бесплодных стараний найти работу и добиться хоть каких-то перемен. – Другого выбора нет.
Мать на меня посмотрела, вопросительно. Я заметила в её взгляде проблеск интереса, впервые за долгое время. Весь город судачил о моей с Мезинцевыми попытке поделить ребенка, и на моей стороне не было, наверное, ни одного мнения. Я была бывшей, никчемной невесткой, которой всё, что нужно, это получать от Васьки баснословные алименты. Для этого мне дочка и нужна. Сколько это – баснословные алименты, определиться никто не мог, но все были уверены, что Мезинцевы, наверняка, платили мне тысячи и тысячи, пока мы жили с Лизой вместе. А я эти деньги благополучно тратила на гулянки. Где и когда я гуляла, тоже никто рассказать не мог, но были уверены, что я поступала именно так.