В суете прошлых дней

– Как это – для чего? Я её мать.

– И что ты можешь ей дать, как мать?

– Вася, перестань, – потребовала я, понимая, что вот-вот сорвусь на крик. – Ты слышишь, что ты несешь? Лиза – моя дочь. Да она дня без меня в своей жизни не провела! Ты понимаешь, что ты делаешь? Какую травму ты ей наносишь?

– У Лизы всё в порядке, – ровным голосом проговорил он. – Я бы даже сказал, что отлично. Она у себя дома, где прожила всю жизнь. Её не таскают по сомнительным квартирам, у неё на глазах никто не пьёт, не скандалит. Я в состоянии дать своему ребенку самое лучшее. Условия, образование. А что можешь ей дать ты? – Его губы презрительно скривились. – Мать…

Мои пальцы сами по себе сжались в кулаки.

– Как ты можешь такое говорить? Как можно оценивать жизнь ребенка тем, сколько кто зарабатывает?

Васька нахально хмыкнул.

– Очень даже можно. Думаю, судья тебе это объяснит.

– Ты хочешь довести дело до суда? – поразилась я. – Ты серьёзно?

Вася развел руками.

– Это не от меня зависит. Ты сама всё сделала.

– Я сделала? – Я всё-таки сорвалась на крик. – Или это ты договорился с Кудряшовым? Вы всё это подстроили!

Бывший муж смотрел на меня и продолжал ухмыляться.

– Что мы подстроили? Что ты раздвинула ноги перед первым, кто тебя позвал жить? Что перевезла туда ребенка, что жила на иждивении чужого мужика? Ты вся в свою мамашу. Такая же никчемная баба. Сколько ещё у тебя будет мужиков? И ты, на самом деле, считаешь, что я позволю своей дочери за всем этим наблюдать? – Васька смерил меня тяжелым взглядом. – Моей дочери такая мать не нужна.

Я попыталась дотянуться до его лица, очень хотелось вцепиться ногтями в его физиономию, но Васька ловко мои руки оттолкнул, а затем перегнулся через меня, открыл дверь за моей спиной, и едва ли не выпихнул меня наружу.

– И больше не звони мне! – рыкнул он. – Все вопросы через моего адвоката. Увидимся с тобой в суде, и посмотрим, кто окажется правым! Ты шлюха, как и твоя мать! Дочка Ленки Махорки, – презрительно выдохнул он.

Я вылетела из его машины и от злости пнула дверь.

– Я не отдам тебе дочь! – выкрикнула я. – Я до последнего буду бороться! Не отдам её твоей корове! Как же я вас всех ненавижу! – завопила я в тишине улицы уже вслед машине бывшего мужа. Я вопила, и ревела от бессилия. – Ненавижу!

Ненавидеть было легко, а вот что-то сделать, что-то поменять, бороться, как обещала, было трудно. Практически невозможно. Меня целенаправленно выживали из жизни дочери, да и из этого города. И вроде бы всё было по закону, всё было четко прописано в рекомендациях органов опеки. Мне надлежало устроиться на работу, чтобы у меня были средства для содержания ребенка, предоставить достойное место для проживания, воспитания и обучения дочери. Вести правильный образ жизни. То бишь, не быть замеченной в компании различных подозрительных и маргинальных личностей, не участвовать в пьянках и дебошах. И, в конце, как вишенка на торте – пройти обследование у нарколога. Я читала бумагу и смеялась. Смеялась и плакала.

– Они что, издеваются?

Серега, муж сестры, сочувственно на меня смотрел. Он не был деятельным человеком, поэтому требования ко мне органов опеки поставили его в ещё больший тупик, чем меня. Поэтому всё, что он мог, так это сказать:

– Сходи к наркологу.

Я на зятя уставилась. А он снова кивнул и настойчиво повторил:

– Сходи, Юля. Пусть у тебя бумажка будет.

Я потрясла листом бумаги, что мне выдали час назад.

– Из этого списка следует, что я дебоширка и пьяница.

– И ведь у них есть все доказательства этого, – хмыкнула Дашка.

– Которые они слепили из того, что было! – возмутилась я. Вскочила, сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Потерла лоб. – Я утром в суде была, суд будет через три недели. – Я криво усмехнулась. – Все очень торопятся.

– Может, и к лучшему. Чего тянуть?

– Даша, куда я устроюсь работать за три недели? В этом городе я никому не нужна! Меня везде отпинывают.

– Хочешь, узнаю, может, на фабрике нужны работницы, – предложил печальный Серега.

Чулочно-носочная фабрика – это, конечно, лучший выбор для меня. Я снова опустилась на стул.

– Там такие зарплаты, – проговорила я негромко, – что одной не выжить, не то что с ребенком.

– Так сколько людей так живут!..

– Много, – согласилась я. – Но не те, которые делят ребенка с Мезинцевыми.

На суд никто из родственников со мной не пошёл. Я надеялась, что смогу увидеться с Лизой, надежда была призрачной, я понимала, что ребенку на судебном заседании делать нечего, так и вышло. Зато увиделась со всеми бывшими родственниками, новой женой бывшего мужа и их адвокатом. Адвокат был не местный, приехал из Нижнего Новгорода, и выглядел безумно деловым и дорогостоящим. У меня внутри всё заледенело при виде него, если честно. Я сидела в коридоре на неудобной скамейке, ожидала начала, а бывшие родственники посматривали на меня с другого конца коридора. Признаться, такого страха и подавленности в своей жизни я ещё никогда не чувствовала. Ощущала себя мелкой, бесправной и никчемной. Сидела, таращилась в стену напротив и ждала решения своей участи.