В Суоми

Мы проходим мимо студий художников. Шилкин хочет показать мне последнее слово техники — новые печи для обжига. Мы говорим об искусстве, о финских художниках, и попутно я узнаю кое-что и о нем самом. Юношей судьба забросила его в Суоми. Он был мальчиком-учеником в мастерской литографа, матросом, шофером. Известный финский художник, случайно увидев, как юноша лепит фигурки из снега, устроил его в школу прикладного искусства при «Атенауме». Там Шилкин учился резьбе по дереву и мастерству керамики. Он был премирован поездкой для усовершенствования на копенгагенскую фабрику, марка фарфора которой — три голубые волнистые линии — известна всему миру. И вот уже много лет Шилкин работает на «Арабии». Произведения скульптора можно найти в финских и итальянских музеях, в Копенгагенском музее фарфора. И уже вернувшись на Родину, в Ленинграде, в музее города я увидел чугунного мамонта с белыми загибающимися бивнями. Воспроизведенный в керамике, мамонт этот с длинношерстным мехом, облитым сверкающей глазурью, был премирован на международной выставке в Милане.

Город Хельсинки подарил его Ленинграду в юбилейные дни двухсотпятидесятилетия города-героя.

И сейчас, когда мы проходим по цехам «Арабии», скульптор рассказывает мне о том, что один его брат, живший в России, погиб в Отечественной войне, другой и по сей день офицер Советской Армии. Две сестры Шилкина — москвички, вдовы. Их мужья также погибли на фронтах Отечественной войны.

Еще до приезда в Хельсинки я видел на фотографии митинг в этом цехе «Арабии». Рабочие, противодействуя замыслам реакции, требовали немедленно заключить договор о дружбе с Советским Союзом. Сколько тогда людей собралось здесь в обеденный перерыв на доклад Тойво Карвонена — генерального секретаря общества «Финляндия — Советский Союз»! Человек на человеке. Иностранные корреспонденты и консервативные круги были потрясены единодушием, которое царило на этом многолюдном митинге, где впервые в истории фабрики собрались вместе и голосовали за одно рабочие, инженеры, администрация. А сейчас во всем огромном цехе — один человек. И второй — у печи.

Впустив в раскаленную печь многоэтажную тележку, уставленную пузатыми чайниками, высокая дверь задвинулась.

— Почему так мало людей в цехе?

Дело в том, что наступило время летних отпусков, когда многие предприятия в Суоми полностью прекращают работу. На июль останавливалась и «Арабия». Сейчас отгружалась уже готовая продукция. И один за другим подъезжали грузовики, забирая со складов умывальники и унитазы, чтобы отвезти их на пирс фабрики, над которым высоко подымались борта грузового теплохода. Море подходило чуть ли не к самым стенам фабрики. «Арабия» вывозит свою продукцию в сорок стран. Главная основа ее экономики — это идущие в Африку, Австралию, Южную Америку красивые умывальники, добротные унитазы и другие предметы санузлов.

— Вот они-то, — показал Шилкин на длинные ряды выстроившихся шеренгами унитазов, — и дают средства, чтобы оплачивать и эксперименты художников. Они приносят прибыль, из которой уделяют крупицу и для искусства, — улыбнулся он.

Если основа экономики предприятия — унитазы и прочая сантехника, если разменный доход приносит стандартная столовая и чайная посуда, то работа студий художников — это как бы визитная карточка фабрики, ее международная реклама.

И Шилкин рассказывает мне, как «Арабия», существующая с семидесятых годов прошлого века, лет десять тому назад была проглочена не имеющим никакого отношения ни к фарфору, ни к искусству судостроительным концерном «Вяртсиля» и превратилась в одно из доходнейших его предприятий.

Но это история, напоминающая романы Драйзера «Финансист», «Титан» и т. п., и относится уже не к фарфору или архитектуре, а к повествованию о том, какими неправедными, хотя и «законными», путями идет непрерывный процесс концентрации капитала.

Жизнь в новых финских домах и домиках и быт их обитателей как в Хельсинки, так и других городах и поселках Суоми — снизу доверху связаны с «Арабией», с концерном «Вяртсиля». От «Арабии» идет то, что на языке строителей называется «санитарной начинкой» зданий, — унитазы, умывальники, ванны.

Без посуды «Арабии» не обходится ни одна финская семья.

«Арабия» формирует и эстетические запросы населения. Статуэтки, вазочки с рисунками на все вкусы, от старомодных натуралистических до прерафаэлитских, удлиненных женских силуэтов и модернистски вытянутых зданий Сенатской площади, тоже принадлежат «Арабии». А теперь она вышла на улицу и вторгается в архитектуру.

Пока это вторжение еще не превратилось в бизнес и остается визитной карточкой предприятия, здесь еще нет стандарта, и творческая индивидуальность художника (правда, ограниченная темой, предлагаемой заказчиком) все же имеет возможность проявиться.