В Суоми

Много тетрадей исписал я впоследствии в Ухте, в районе Калевалы, записывая рассказы лесорубов, возчиков, сплавщиков — участников этого восстания, собирая материалы для романа «Мы вернемся, Суоми!». Вся тяжкая жизнь этих людей вставала в их рассказах. Блуждание по узким, извилистым лесным дорогам в поисках работы, с топором и лучковой пилой за плечами. Жизнь в темных, тесных бараках или землянках, освещаемых тусклым светом коптилок…

Она снова встала передо мной вечером того дня, зимою прошлого года в Суоми, когда в селе Иоутсиярви, севернее Полярного круга, я разыскал одного из участников восстания, старика лесоруба Пекка Эммеля. Он сидел в своей большой избе и о чем-то беседовал с двумя стариками соседями. Свет керосиновой лампы под потолком не разгонял тьмы, заполнявшей пустую горницу с бревенчатыми стенами. Узнав, что я приехал из Советской России и меня интересуют подробности восстания, Пекка Эммеля взволновался. Воодушевленный воспоминаниями, словно присягая на верность великой идее пролетарского интернационализма, он с гордостью и волнением рассказывал о славных днях зимы двадцать второго года.

Но разве можно вспомнить все сразу в короткой беседе! И Пекка Эммеля обещал прислать мне вдогонку подробное описание тех великих дней, отсвет которых лег на всю его дальнейшую судьбу.

Свое обещание старый лесоруб выполнил.

Когда мы заявились к Эммеля, старик собирался в баню и предложил нам разделить компанию. Но я торопился к Кианто, и мы ограничились одним кофе.

Неподалеку от границы, в лесах, стоит дом старого писателя Илмари Кианто, бытописателя беднейшей части крестьянства. Он прославился уже пятьдесят лет назад своим романом «Красная черта», посвященным первым выборам в сейм.

В «Зимнюю войну», как здесь называют войну 1939—1940 годов, вблизи от Суомусалми, на дороге, у которой стоит а дом Кианто, погибли мои товарищи, талантливые писатели Сергей Диковский и Борис Левин. Мне хотелось побывать в этих печально памятных местах.

Еще в первые дни войны Кианто уехал в столицу, а на дверях своего дома, как рассказывали мне, написал:

«Товарищи красноармейцы, это дом писателя. Я тоже бывал в Москве, не разрушайте мой дом».

За эту надпись Кианто при правительстве Рюти — Таннера отдали под суд, считая, что он пытался войти в частное соглашение с противником.

И старому писателю пришлось пробыть некоторое время в каталажке.

Но еще за сотню с лишним километров до Суомусалми, в Куусамо, мы узнали, что Кианто уже с неделю как уехал в Хельсинки, и дорога к его дому занесена непролазными снегами. Тут-то я пожалел, что не принял приглашения Пекка Эммеля попариться вместе с ним..

Некоторые односельчане называют Эммеля упрямцем. Когда все они на пепелище деревни, сожженной гитлеровцами в дни отступления, возводили дома в новом стиле, он срубил себе традиционную бревенчатую избу. Пусть будет так, как раньше!

Но как тут все переменилось! Раньше здесь были, как говорят в Карелии, версты длинные, но зато узкие. А теперь дороги широкие, хорошие. Раньше лесорубы передвигались пешим порядком, а сейчас по наезженным дорогам катят просторные и удобные автобусы… Правда, с тяжелой моторной пилой не больно-то пешком попутешествуешь… Это тебе не легкая лучковая пила за плечами или кирвас — топор лесоруба с длинной изогнутой рукоятью… И землянок нет. И бараки не те: в стандартных домах, в большой комнате — нары на восемь человек и электрический свет, а у некоторых — даже радио. И все меньше на лесозаготовках встречается лошадей. Их с успехом заменяют тракторы.

Но мы видели, что означает механизация труда в лесу в условиях капитализма. Облегчая физический труд одних, она все время увеличивает число тех, кто остается совсем без работы. Уменьшая время лесозаготовок на две-три недели в году, она увеличивает на эти же две-три недели «сезонную» безработицу тысяч и тысяч людей. Трактор, купленный возчиком в рассрочку на несколько лет, не только приносит дополнительные проценты дохода продавцу, но еще больше связывает «собственника», который изо всех сил бьется теперь, не только чтобы заработать на хлеб насущный, но и чтобы выплатить стоимость машины. И все же большей частью он бывает вынужден расстаться с трактором — тот переходит в собственность акционерного общества, поручившегося за возчика-лесоруба.

— Нет, жизнь раньше была полегче, — мечтательно сказал мне молодой возчик, — Кончил дело — и шагай без забот. Если и закабалился контрактом на валку леса, на сплав, то на один лишь сезон. А там — прощай! Нынче же за каждый шаг страшишься. И по ночам поломки снятся! Опутан трактором на много лет вперед. А без него работы не найти!..

Быть может, перед молодым возчиком прошлое представало в романтической дымке. Но в одном он прав: нынешний возчик и лесоруб (ведь и с моторной пилой, правда в меньшей степени, происходит то же самое) закабален на несколько лет вперед.