В свободном падении

Мы полулежали и курили, и так прошло пятнадцать минут или, может быть, часов пять. Всё это время мы сидели на полу, рядом с Ариэль, и втягивали в себя трудный дым. Вадим как-то окончательно расслабился и, кажется, даже ненадолго уснул. Я деликатно прижимался к плечу Ариэль, и невесело размышлял: я курю с двенадцати лет, говорил себе я, возможно, даже вслух, с пятнадцати лет пью, теперь ещё и принимаю лёгкие наркотики, хотя ещё не пересёк порога совершеннолетних восемнадцати лет, то есть активно и беспрепятственно делаю всё то, что запрещено делать мне по закону, однако вещи естественные и формально разрешённые хоть с рождения, такие как секс, мне всё ещё недоступны.

Потом в коридоре возникло какое-то шевеление: шуршали пакеты, скрипели плотные от снега ботинки, хлопали человеческие тела от приветственных взаимных ударов по спинам, шевеление перемещалось всё ближе к нашим бамбуковым занавескам и, наконец, просочилось и через них. На пороге возникло дикое полуживотное-получеловек, косматое, тяжёлое, нелепо сложенное: большеголовое и длиннорукое, с маленькими, очень кривыми и, как позже выяснилось, очень волосатыми ногами. В сравнении с ним, магаданский Слава, пропавший на кухне, казался музыкантом из филармонического оркестра. Оказалось, что это и был знакомый Вадима с искусствоведческого факультета, Филипп.

От одно вида Филиппа я вышел из оцепенения, мой организм пробудился и зафункционировал, я почувствовал разом, что мне необходимо выпить, поесть, посетить туалет. Я начал с последнего по списку. Я растолкал локтем полусонную Ариэль. Её татуированная рука взметнулась, показав направление. «Красная дверь» — разомкнулись проколотые губы, и я заметил на мгновение влажный проколотый язык.

Когда я вернулся обратно, атмосфера заметно переменилась: время то ли ускорилось, то ли, наоборот, застыло напрочь, пространство сузилось втрое — в комнате обосновались и Славик, и Фил. Славик розовел и улыбался гнилым растянутым ртом. Он дружелюбно прижимал к себе Вадика, Вадик при этом совсем не возражал, больше того, сам панибратски хлопал его по здоровенному плечу. Играла громкая и жёсткая музыка, а по экрану скакали и открывали синхронно рты затянутые в кожу музыканты. Филипп и Ариэль, сцепившись руками и прижавшись чреслами, танцевали среди сплошного переплетения подушек, игрушек, одеял и тел. Не желая разрушать установившуюся гармонию, я отправился на кухню в поисках еды. Распахнув внутренности холодильника, я не обнаружил ничего, кроме расставленного по боками откупоренного алкоголя. Зато морозильник был доверху набит разнообразным ледяным мясом. За медитацией над этим окаменевшим ассорти меня и застал Славик. Сперва я почувствовал, как что-то глыбообразное, громко дышащее нависло надо мной, потом я услышал расслабленную, плохо направляемую пьяным языком речь:

— Ты куда пропал, Андрюх? — произнёс он, нежно обнимая ручищами почти порожнюю бутылку водки. — Сейчас там Вадик будет под гитару петь, пошли.

— Я вообще-то поесть хотел, — сказал я как-то совсем жалобно, как малолетний попрошайка.

— Да там еды сколько угодно, Фил притащил, пошли, пошли, — Славик утянул меня за собой своими ручищами так быстро, что я даже не успел прикрыть дверцу холодильника, и она так и осталась сиротливо раскачиваться ивой на ветру. Когда мы вернулись в комнату, я увидел, что Фил всё ещё выплясывал в центре комнаты, но уже без партнёрши Ариэль. Движения его стали неуправляемы и размашисты: он скакал по комнате, как ужаленная осой обезьяна, тряс лохматой головой, осыпавшейся перхотью и мелким сором. Я сделал несколько шагов по комнате, стараясь не задеть орангутанга, и сел на прежнее место, рядом с Ариэль. Она, тем временем, переменила халат на ослепительные лосины и растянутую, явно не свою футболку, и потихоньку пила вино.

Когда музыка на несколько мгновений прекратилась, Филипп, тяжело дыша, осел где-то поблизости. Скользнув по мне слегка ошалелым взглядом, он потянулся в сторону небрежно брошенной на полу лёгкой куртки. Этим резким движением он обнажил вылезшие из-под майки обильные телеса. Из кармана он достал перетянутый резинками свёрток. Громко развернул его и, достав белоснежную таблетку, сразу сунул себе в рот.

— Таблеточку не желаете, мсье? — обратился он ко мне без улыбки.

От этого неожиданного «мсье», произнесённого лохматым чудовищем, я моментально пришёл в себя. Моё состояние внезапной и абсолютной ясности на фоне творящегося вокруг всеобщего безумия так напугало меня, что я тотчас запустил руку в пакет и проглотил таблетку тоже. Покатав её на языке, я ощутил слабый горьковатый привкус. Ручища Славика, как экскаватор, вылезла у меня из-за плеча и, схватив пакетик, убралась обратно. Я заметил, что куда-то пропал Вадим.

— Вадику плохо, — как будто услышав мои мысли, сообщил Слава. — Сейчас вернётся и споёт нам под гитару.

Вадику действительно было плохо. Он вошёл обескровленный и печальный.

Слава почти насильно впихнул его в пуфик, всучил гитару и сел перед ним, подперев голову.