В свободном падении

— Прости, Андрюш, ты знаешь, я не буду, — оповестил он меня не без печали в голосе.

Вадиму была присуща аристократическая особенность — у него была аллергия на дешёвый алкоголь. Выпив какое-нибудь гадкое постсоветское шампанское или ту же водку, он начинал кашлять, чихать, покрываться крупными красными пятнами. Вот только раньше Вадику это редко мешало: он всё равно пил, и кривился, и задыхался, и сопли текли из носа, но Вадим был радостен и пьян. Аня успела оказать своё дурное влияние на него и в этом.

Мы помянули деда, обменявшись присущими случаю формальными фразами и молча влили в себя кто вино, кто водку. Вадик, смущаясь, не влил в себя ничего.

— Но всё-таки круто, — подвёл итог Фил. — Наконец-то сможешь приводить к себе тёлок. Главное — вовремя их выпроваживать, не повторяй ошибок Вадика.

— Можно подумать, кто-то согласиться жить с таким разъебаем, — примирительно улыбнулся тот.

— Это верно. Андрюша скорее отрубит себе руку, чем согласиться вымыть посуду, — слабо улыбнулась Кира, впервые за день.

— Ну и что? Женщины любят беспомощных, — Фил заметно оживился, оседлав свою любимую тему — женщин. В этой теме Филипп считал себя исключительно компетентным. Он вальяжно расстегнул воротник, готовя нас к новой порции своей кухонной философии.

— Видишь ли, их природа такова, — обведя аудиторию самоуверенным взглядом, продолжал он. — Возможность утереть тебе слюну с воротника для женщин — великая радость. К тому же они помешаны на чистоте. Поверьте, всё что нужно сделать мужчине, — просто предоставить ей участок работы: посуда в раковине, засор в унитазе, пыль на шкафу. Действуй, дорогая! Всё это нытьё про грязный носок под подушкой — просто набивание себе цены.

— Боже, какой бред! — закрыла голову руками Аня, словно её собирались бить дубинками по голове.

— Не бред, а доказанные чувственным опытом утверждения, — Филипп поднял вверх указательный палец, что означало полную его убеждённость в своих словах. — Приведу простой пример. Попробуйте запереть на день среднестатистического парня в квартире с ведром воды и половой тряпкой. Что же произойдёт далее? — Филипп завис вопросительным знаком над Йоко-Аней, и только она открыла рот, чтобы изложить свою версию, продолжил свой спич. — А произойдёт далее следующее. Он переломает и сожжёт вашу мебель, разобьёт все окна, накормит чистящим средством вашего кота, выпьет весь алкоголь в доме, а потом спустится с балкона по верёвкам, которые свяжет из вашей же парадной одежды.

— Так поступит, по крайней мере, уважающий себя самец, — дополнил он, скосив взгляд уже на Вадима. — Но как же поступит женщина? Конечно, она не станет ничего крушить. Может быть, она помянет вас плохим словом, но природа неизбежно возьмёт своё рано или поздно, и заставит её взять швабру и отдраить все ваши полы до блеска, разморозить холодильник и погладить вещи: такова уж она, созидательная природа женщины. Главное, не допустить роковой ошибки — не оставить нигде сладкого. Если женщина найдёт у вас в шкафу коробку конфет — на этом всё кончено. Она ляжет с ней на диван и будет смотреть какое-нибудь дурацкое шоу вплоть до вашего появления, — тут он обернулся ко мне, поучая. — Запомни, Андрей, если тебе не удастся выгнать бабу, корми её поменьше и всё время находи ей какое-нибудь занятие.

— Как хорошо, что мой Вадим не слушал этого идиота! — сказала Аня, пригубив вина.

— Хорошо для тебя, моя дорогая, — пожал плечами Филипп. — Вадиму же ещё только предстоит оценить весь масштаб трагедии.

Йоко-Аня оправила юбку, притворно усмехнувшись. В повисшем на несколько секунд молчании я подлил себе и всем остальным вина.

— Знаете, — сказал я, видя, что беседа только начавшись, окончательно стухла. — Филипп мне всегда нравился своей честной отвратительностью.

Фил довольно хмыкнул.

— Он — свинья, не скрывающая своего свинства, — продолжил я, и ухмылка несколько оползла. — Выглядит наш Филя так, будто живёт на улице, вечно пьяный, с удушающей вонью из рта. Он знает свою целевую аудиторию: некрасивые женщины-реалистки, которым всегда приходится выбирать между плохим и ужасным. Пьяные, жадные до ласк, между перспективой грубого неряшливого секса на вонючих простынях и очередной одинокой ночью на простынях чистых они иногда выбирают первое.

— Да, это верно, Филипп хотя бы честен, — вступился за товарища Вадим. — То ли дело ты, Andre. Вот кто подлинное воплощение зла. Ты, Андрюша, не просто волк в овечьей шкуре, а изощрённая, дьявольская модель — волк, притворяющийся овечкой в волчьей шкуре. Наивные девочки-студентки, случайным ветром занесённые на панк-концерт, смотрят на тебя и думают: ах, какой брутальный вид — серьга в ухе, татуировки, шипы, весь в чёрном, определённо, за этой напускной грубостью скрывается поэт с тонкой, ранимой душой. И тут ты начинаешь разводить свои сопли: «ах, сколько ты обжигался, влюбляясь без памяти, ох, твоё сердце — кровавый рубец. Но ты влюбляешься снова и снова, летишь с головой в эту бездну, потому что веришь, что однажды… да, однажды ты найдёшь ту, единственную!..»

— Неточная цитата… — протестовал я.