В темном-темном лесу

Когда в дверь стучат в следующий раз, я даже не отвечаю. В ушах у меня казенные наушники, я слушаю радио с закрытыми глазами, воображая, что я дома.

Медсестры не стучат. А если стучат, то так, для галочки, и тут же заходят.

Приглашения дожидается только Ламарр, а ее я сейчас видеть не готова. Не готова отвечать на ее спокойные, мягкие, но на удивление упорные вопросы. Я не помню, не помню, ясно вам? Я ничего не скрываю, просто у меня в памяти на нужном вам месте слепое пятно. Гребаное. Слепое. Пятно.

Я слушаю радио и жду, когда она уйдет. Но тут дверь потихоньку отворяется, как будто кто-то решил осторожно просунуть голову.

– Ли? – слышу я шепот. – То есть прости, Нора?

Я резко сажусь на кровати. Нина!

Я сдергиваю наушники, пытаюсь вылезти из постели; то ли из-за травмы, то ли из-за низкого давления перед глазами все плывет.

– Привет! – доносится до меня сквозь шум в ушах. – Ты давай полегче! Тебе только мозги на место пришили.

– Со мной все нормально, – говорю я, успокаивая то ли ее, то ли себя. – Все хорошо.

А потом и правда все становится хорошо. Головокружение отпускает, я обнимаю Нину, чувствую ее знакомый запах – табачный дым и туалетная вода «Жан-Поль Готье».

– Господи, как я рада тебя видеть!

– А я-то как рада. – Она отстраняется, оглядывая меня с беспокойством. – Это, знаешь ли, чересчур. Когда мне сказали, что ты в аварию попала… За сутки мне вполне хватило одного школьного друга, истекающего кровью.

Я вздрагиваю, и она опускает глаза.

– Черт, прости… Ляпнула, не подумав.

– Я понимаю.

Нину нельзя назвать бесчувственной. Просто она справляется с жизненными проблемами иначе, нежели большинство людей. И сарказм – ее главное оружие в этом вопросе.

– Короче, я рада, что ты цела. – Она хватает меня за руку и целует тыльную сторону запястья, удивив меня неожиданно взволнованным выражением лица. – Выглядишь, правда, паршиво, скрывать не стану. – Она издает нервный смешок. – Черт, сейчас бы сигаретку… Как думаешь, они заметят, если я покурю в окно?

– Нина, что случилось? – спрашиваю я, все еще держа ее руку. – Тут полиция задает всякие вопросы. Джеймс все-таки умер, ты знаешь?

– Да, – тихо говорит Нина. – Знаю. Они приехали в дом, едва рассвело. Сказали нам не сразу, но… и так все было ясно. Было бы просто огнестрельное ранение – не прислали бы целый взвод. Мы все поняли, когда они начали снимать отпечатки пальцев и делать тесты на остаточные следы пороха.

– А как ружье могло оказаться заряженным?

– Ну, тут два варианта, – мрачно произносит Нина. – Вариант первый: тетка Фло вовсе не держала в нем холостые. Впрочем, судя по вопросам, которые нам задавали, полиция такую версию не рассматривает. И вариант второй: кто-то намеренно его зарядил.

В общем-то, я думала то же самое. И все равно – шок. Мы долго сидели молча, вспоминая, как Том дурачился с этим ружьем, и размышляя обо всех «зачем» и «почему».

– Как отреагировала Джесс? – наконец спрашиваю я, скорее для того, чтобы сменить тему, чем из искреннего интереса.

Нина криво усмехается.

– Как всегда, спокойно и взвешенно. Всего сорок пять минут истерики по телефону. Сначала она разозлилась, что я тут застряла, потом собралась приехать ко мне, но я запретила.

– А почему?

– Смеешься? – Нина смотрит на меня с жалостью и удивлением. – В полиции не пойми с какого перепуга решили, что Джеймса умышленно убили. Ты бы на моем месте захотела втягивать в это самого близкого человека? Нет, конечно! Джесс не имеет к этому никакого отношения, слава тебе господи, вот и пусть держится подальше.

– Вообще, ты права.

Я подбираю ноги обратно на кровать и усаживаюсь, обхватив колени. Нина придвигает себе стул, берет мою карту и начинает беспардонно листать.

– Положи на место, – одергиваю я. – Я бы предпочла не делиться с тобой деталями своего пищеварительного процесса и прочим.

– Извини, профессиональное любопытство. Как голова? Судя по всему, приложило тебя конкретно.

– Да уж, точно. Но я себя уже нормально чувствую. Только вот… с памятью проблемы. – Я тру повязку на лбу, словно пытаясь втереть выпавшие воспоминания обратно. – Кусок после того, как я выбежала из дома, как будто стерся.

– Хм… Посттравматическая амнезия. Только обычно выпадает совсем короткий промежуток, а у тебя… не знаю. По твоим оценкам – сколько? Минуты? Часы?

– Ну, мне сложновато оценить, принимая во внимание, что я не помню ни хрена! – огрызаюсь я, сама злясь на себя за несдержанность, но Нина пропускает это мимо ушей.

– Вряд ли много, правда?

– Слушай, я понимаю, что ты из лучших побуждений… – Я тру себе виски. – Но давай лучше не будем. Меня все утро донимала констебль полиции, заставляя вспомнить, и мне уже надоело. Память не возвращается. Я боюсь, что, если продолжу на себя давить, мозг подкинет мне какую-нибудь небылицу, выдав ее за правду.

– Ладно. – Нина некоторое время молчит и признается: – Слушай, я сказала им про вас с Джейм-сом. Ну, что вы встречались. Это тебе для информации. Я не знаю, собиралась ли ты об этом…