– Раз, два, три, – сосчитал он и упал в снег, чувствуя, как по его спине потек пот. Справа раздалось несколько взрывов. Пулеметчик моментально отреагировал на них. Он дал несколько длинных очередей и снова замолчал. Неожиданно из-за откоса, где укрывалась рота, донеслось громкое «ура!», а потом в воздух полетели шапки. Для немца-пулеметчика это было нечто новое; он дал в ту сторону длинную очередь. Пули срезали кусты на откосе, но русских не задели. А те все кричали и кричали, подбрасывая ушанки. Удивленный немец перестал стрелять.
В оставленных траншеях роты обедало подразделение СС, прибывшее для усиления любаньско-чудовской группировки вермахта.
– Курт! Что там происходит? – спросил один из обедавших пулеметчика.
– Не могу понять, господин фельдфебель. Похоже, русские сошли с ума или просятся к нам в плен.
– Держи их на прицеле, скоро прибудет подкрепление!
Смирнов прицелился и швырнул, одну за другой, две гранаты-лимонки, которые рванули в траншеях, поразив осколками десяток эсэсовцев. Третья, противотанковая, полетела под колеса транспортера, мгновенно запылавшего жарким пламенем. Услышав взрывы, рота устремилась вперед.
Смирнов спрыгнул в траншею. Вокруг лежали трупы, пахло сгоревшей взрывчаткой и порохом. У входа в блиндаж лежал немецкий офицер; рядом с ним валялся именной «Парабеллум». Николай нагнулся, поднял пистолет и, повертев его в руке, сунул в карман. Через двадцать минут командиру полка было доложено о том, что рота вернула оставленные ранее позиции.
***
Мерецков долго мерил шагами кабинет, затем поднял трубку.
– Перетрясите все свои тылы! – приказал он командующему 59-ой армией, генералу Галанину. – Соберите всех, кто способен держать оружие! Нужно помочь Сорокину, иначе последствия окажутся непредсказуемыми.
Через полчаса Кирилл Афанасьевич уже трясся в машине, направляясь на командный пункт 59-ой армии. Он решил лично свериться с обстановкой.
«Что делать, где взять резервы?» – размышлял он, всматриваясь в темные дебри леса, стеной стоящего с обеих сторон машины. – Если немцы сомнут дивизию Сорокина, то они окажутся в тылу 2-ой ударной армии и отсекут ее от основных сил Волховского фронта. В одном месте отрежешь, другое подлатаешь, вот к чему сводятся усилия командующего фронтом! Придется, видно, срочно перебросить дивизию из 4-ой армии, получившей пополнение. На это уйдет, как минимум, трое суток! Но может ли он решить этот вопрос лично или нужно посоветоваться со Ставкой?! Наверное, надо…. Иначе его обвинят в самовольстве, а это – тяжкий грех в глазах Сталина! Верховный не любит, когда проявляют собственную инициативу – это прерогатива вождя. Остальные обязаны просто исполнять его волю…».
Неожиданно машина резко затормозила.
– Немецкие самолеты! – доложил ординарец. – Нужно выйти из машины и укрыться под деревьями…
Пятнадцать «Юнкерсов – 87» шли плотным строем, не обращая внимания на две одиноко стоящие на рокадной дороге машины. Никто из летчиков даже не предполагал, кому они принадлежат.
– Товарищ командующий, улетели! – выкрикнул водитель, бросаясь к «Эмке».
Мерецков сел в автомобиль и, откинувшись на сиденье, снова задумался.
«Нужно сначала самому убедиться, что 59-ая полностью исчерпала свои возможности, а уж потом звонить Василевскому», – решил он.
В штабе 52-ой армии, куда по дороге заехал Мерецков, генерал Яковлев встревожено сообщил, что немецкое наступление, со стороны Новгорода, усиливается с каждой минутой. Гитлеровцы сосредоточили свои атаки против позиций 65-ой дивизии, но та кое-как держится, рассчитывая на резервы армии. Хорошо, что в дивизии пока еще есть боеприпасы.
– Товарищ Яковлев, передайте в дивизию – держаться до последнего! – произнес Мерецков и направился к выходу.
– Товарищ командующий…, – попытался протестовать Яковлев.
– Что?! – отрезал Мерецков. – У меня резервов нет!
В дороге он подремал немного. По прибытии, ему доложили, что в 59-ой армии ничего существенного не произошло. Командарм Галанин божился, что наскрести чего-либо путного в тылах его армии практически не возможно! Нестроевики там, в основном, женщины да интенданты, не умеющие зарядить даже винтовку.
«Его необходимо срочно менять!» – подумал Кирилл Афанасьевич.
– Как дела у Сорокина? – спросил Мерецков.
– Туго у него на левом фланге, немцы обходят; остановить их не могут!
– Вам всем придется туго, если не сладите с противником! – зловещим голосом произнес Мерецков.
Оказывается, он умел быть жестоким, чего раньше за собой не замечал…
***
Смирнов положил автомат на бруствер окопа.
– Удержим позиции, товарищ лейтенант? – спросил его Сибгатуллин.
Николай глянул на ординарца и промолчал, врать ему не хотелось, но и говорить правду было бесполезно. Вся правда была на том поле, где они, уже третий день, сдерживали немецкую пехоту, поле, усеянном трупами.
– Товарищ лейтенант, первый на проводе, – доложил связист и протянул трубку.
– Товарищ первый, шестой на связи.
– Слушай, шестой! Нужно атаковать противника, а не отсиживаться в окопах! – произнес подполковник Ржавин.