В тени

– Товарищ первый, у меня осталось два неполных взвода; не хватает боеприпасов, люди забыли, когда последний раз ели…

– Отставить, шестой! Сейчас всем трудно! Немцы отрезали нашу армию от фронта; но задачу, поставленную перед нами, никто не отменял! Нужно непрерывно атаковать противника, стягивать на себя его силы, тогда появится возможность прорвать окружение. Как прорвемся, так и отдохнем!

– Понял, товарищ первый; но боеприпасов, все равно, не хватает…

– Где ж я тебе их возьму? Если бы у меня были запасы, неужели, я бы с тобой не поделился?!.

В трубке раздались сигналы отбоя. Смирнов посмотрел на ординарца.

– Сибгатуллин, собери мне командиров взводов!

В воздух поднялась красная ракета. Красноармейцы с неохотой начали вылезать из окопов. Немцы успели хорошо укрепиться, и выбить их с позиций было практически невозможно – это понимал каждый боец, идущий в атаку. Гитлеровцы молчали; и было непонятно, с чем это связано? Молчание пугало бойцов. Они стали чаще останавливаться и падать в снег, с каждой секундой ожидая шквального пулеметного огня. Напряжение нарастало.

Смирнов бежал в первых рядах, размахивая автоматом. Рыхлый снег не давал возможности ускорить движение. До немецких траншей оставалось более шестидесяти метров, когда ударили станковые пулеметы гитлеровцев. Пуля сбила с головы Николая шапку и заставила его повалиться в снег. Он оглянулся назад. Поле было покрыто темными пятнами. Некоторые из них двигались, другие лежали без движения. Раздался скрежет летящих мин, и на поле стали подниматься серые фонтаны земли вперемешку со снегом.

«Нужно отходить!» – решил Николай; но сделать это под шквальным минометным огнем было самоубийственно.

Смирнов лежал в снегу. Сколько прошло времени с начала атаки, он не знал. Он, было, пытался ползти обратно, но пуля немецкого снайпера попала в приклад автомата и разнесла его в щепки.

«Скорей бы стемнело!», – подумал он и посмотрел на солнце, которое никак не хотело закатываться за горизонт.

Он снова сделал несколько движений; снайпер молчал, и трудно было понять, снялся ли он с позиции или просто наблюдает за тем, как борется за жизнь Николай. Стало тихо; даже предсмертные крики раненых умолкли. Неожиданно слух Смирнова уловил скрип снега. Он посмотрел в сторону звука и увидел немецких солдат, которые ползли в его сторону, надеясь захватить его в качестве языка. Николай, начал шарить рукой по поясу, стараясь нащупать кобуру пистолета. Наконец ему удалось достать оружие и передернуть затвор.

Из-за сугроба показалась голова первого немца. Под широким носом, словно клякса, чернели усики «а ля Гитлер». Заметив Смирнова, он заулыбался ему, словно старому знакомому. Недолго думая, Николай выстрелил в лицо немцу и, вскочив, бросился бежать, насколько позволял ему это делать снег. Сзади раздались автоматные очереди. Пуля обожгла Смирнову правое ухо. Он повалился в снег, и прижался к нему раной. Сердце, стучало где-то у горла. Снег возле уха окрасился в красный цвет. За ворот гимнастерки что-то потекло: то ли растаявший снег, то ли кровь. Николай отчаянно полз обратно. До позиций роты оставалось метров пятнадцать, когда пуля немецкого снайпера пробила голенище его валенка. Он вскочил, бросился к траншее и упал в нее прежде, чем снайпер снова нажал на курок.

***

За окном шел снег. Его крупные хлопья, медленно кружась в воздухе, падали на землю. Фюрер стоял у окна, заворожено наблюдая за снегопадом. Он любил снег, его белизну и чистоту. В душе художника, каковым он считал себя, рождался прекрасный пейзаж. Задернув штору, фюрер отошел от окна и направился к рабочему столу, на котором лежала карта. Гитлер любил это скромное строение в лесу, скрывавшем подземные бункеры «Вольфшанце». В Зеленом домике ему было, как нигде, хорошо и уютно. У фюрера было несколько комфортных мест, но это оставалось у него самым любимым.

Почувствовав некоторую усталость, Гитлер решил отвлечься от работы над оперативными документами. Сегодня утром он получил известие об окружении 2-ой ударной армии русских, и настроение у него заметно улучшилось. Обойдя стол, он открыл сейф и достал альбом, хранящий его старые акварели. Он написал их в молодости. Последняя попытка поступить в Академию художеств состоялась осенью 1908 года. Он хорошо помнил тот серый печальный день, когда его не допустили до экзаменов из-за отсутствия среднего образования.

«Сколько еще можно пресмыкаться перед вонючими снобами? – решил тогда Гитлер. – Нет! и еще раз нет! Он должен познать глубину унижения, чтобы затем возвыситься над ничтожествами и отомстить, отомстить им всем!»

Гитлер глубоко задышал, вспоминая прошлое. Ему вдруг стало жалко себя; однако, усилием воли, он заставил себя успокоиться. Фюрер медленно раскрыл альбом и улыбнулся: первая акварель изображала здание венской оперы. Все эти картины кормили его в то трудное время.