— Да ты не злись, я ведь твой друг, а друзья должны говорить правду. Так что вот тебе моя правда: я осуждаю вашу связь, а ты поступай, как знаешь, — Таран собрался что-то добавить, но отвлёкся на расшумевшихся желторотиков. — Да что там опять?
Керс проследил за взглядом Триста Шестого. Кучка молодняка, столпившись у подножья скалы, яростно засыпала кого-то проклятиями. Некоторые швыряли в вверх камни, один даже хистанул, выпустив в воздух искрящуюся дугу. Так и не разглядев виновника народного волнения, Керс с отрешённым видом отправился в самую гущу событий.
— Ты что вытворяешь? — он отвесил подзатыльник хистовавшему. — А ну тихо, скорпионы! Что за переполох?
Гомон мгновенно смолк. Получивший подзатыльник ткнул пальцем вверх, на скалу:
— Вон, утащил, говнюк!
Керс задрал голову. На краю широкого выступа, невозмутимо наблюдая за орущей кучкой двуногих, гордо восседал здоровенный ворон, придерживая одной лапой знакомый мешочек.
— На хрена ему дурь сдалась? — рядом образовался Триста Шестой.
— Это ты меня спрашиваешь? — Керс судорожно перебирал в голове способы вернуть украденное. Жечь нельзя, риск спалить вместе с порошком довольно высокий. Если надломить выступ, улетит, зараза, хрен потом выловишь. Пожалуй, малёк верно поступил, пытаясь достать засранца этой своей молнией или что там у него. — Знаешь что, дружище, а давай-ка ещё раз хистани, только прицелься хорошенько.
Паренёк напряжённо нахмурился и, вытянув руку, выпустил из ладони дугообразный луч прямо в вора, но тот, будучи явно не из тупых, успел взлететь прежде, чем луч с треском врезался в камень. Сделав круг над их головами, пташка выпустила в отместку здоровенный снаряд, угодив в одного из желторотиков, и, издевательски каркнув на прощание, скрылась за скальной грядой. Вместе с дурью.
— Что, кретины, оттянулись? — Керс раздосадованно сплюнул. — Вот теперь сидите и без пыльцы, и без дыма!
Желторотики разочарованно загалдели, Нудный быстренько свалил под шумок, почуяв, что выгребет знатно за своё разгильдяйство. Керс вылавливать его не стал — лень, рано или поздно сам на глаза попадётся. Вместо этого он поудобнее устроился у скалы на насиженном Тараном месте и, вскрыв припасённую порцию, ковырнул мизинцем иссиня-чёрную пыльцу.
— Да ла-адно! — над ним навис Триста Шестой, укоризненно глядя, как Керс втягивает носом порошок. — Нашёл время расслабляться!
— Будешь?
— Не буду и тебе не советую.
— Ты бы хоть сочувствие проявил. Ну или сделал вид. У меня уже от вас всех мозг пухнет, — припрятав бесценный мешочек, Керс привалился к нагретому солнцем камню. — Так и будешь мне кайф заслонять?
Таран что-то буркнул себе под нос и ретировался — наверняка донимать кого-нибудь ещё. Запрокинув руки за голову, Керс глубоко вдохнул пропахший дымом воздух и принялся ждать. Наблюдать за снующими туда-сюда собратьями быстро наскучило, сплошное мельтешение, и он перевёл взгляд на небо. Солнце неторопливо ползло по бездонной лазури, пульсирующей гигантскими огненными кругами. Из зыбкой изумрудной глади степи взвивались призрачные щупальца, ловя солнечные блики, как раззадорившиеся мальки ловят поздней осенью первые снежинки. Мир дышал слепящими красками, нашёптывал ветром на давно истлевшем языке позабытые всеми истории. Наверное, о том, как зарождалась жизнь, или как Спящий Король орошал свои владения огненными реками. А может, это вовсе и не ветер, а голоса древних, павших в огненном вихре войны, отголоски ужаса последних мгновений жизни. Понять бы, о чём они шепчут, что пытаются донести до искалеченных скверной потомков.
Керс вслушивался в неразборчивый шелест, который, казалось, вот-вот примет правильные формы, раскроет, быть может, саму суть бытия, поделится утраченной мудростью или сокровенными тайнами. И, будто прочтя его мысли, шелест вдруг стал сгущаться в мерцающую массу, поначалу расплывчатую, но с каждой секундой, словно умелой рукой художника, обретающую очертания точёной девичьей фигурки.
Керс внимательно изучал лицо эфемерной незнакомки, стараясь рассмотреть её черты. Наконец проступил изящный носик, раскрылись сияющими лепестками манящие губы. А эти глаза! Они казались чернее ночи, чернее самой бездны. Шепча что-то чарующим голоском, призрак опустилась ему на колени, прижалась удивительно живым и тёплым телом, затем нежно обвила его шею руками и впилась в губы изумительно жарким поцелуем.
Керс задыхался от невыносимо-терзающего желания, поглаживал мерцающую кожу незнакомки, вжимался тем делом в её промежность, мечтая заполучить её жар, познать её тайну. Призрак оторвалась от его губ и, залившись смехом, похожим на перезвон сотен серебряных колокольчиков, мерно задвигала упругими бёдрами. Поначалу неторопливо, затем быстрее и быстрее; она извивалась, не останавливаясь ни на секунду, то склонялась к нему за очередным жадным поцелуем, то запрокидывала голову, испуская сладостный стон. Керс тяжело задышал, по телу пронеслась лёгкая волна, спустилась по спине щекочущим потоком и разлилась горячим внизу, заставляя дрожать от наслаждения.