В голове гуляла звенящая пустота: ни мыслей, ни воспоминаний — абсолютное ничто. Твин принялась судорожно выуживать из памяти последние события, и память, спустя какое-то время отозвалась потоком застывших образов и искажённых звуков: мерный скрип и покачивание, широкая улыбка добряка Триста Шестого, Керс, протягивающий флягу с водой, снова жгучая боль в плече и темнота. Твин вспомнила, как попала в плен к северянам, как вояка со шрамом предложил ей сделку, как потом за ней пришёл Керс… и что-то ей вколол.
Она провела языком по пересохшим губам. Жутко хотелось пить, а желудок скрутило от голода. Приподнявшись на дрожащих от слабости руках, Твин тихонько позвала друга, и тот сразу подскочил, будто только притворялся спящим.
— Привет, сестрёнка, — Керс расплылся в улыбке и потрепал её по щеке. — Как ты?
— Пить хочется. И есть… Да я готова сожрать месмерита целиком!
— Сейчас всё устроим, — он суетливо налил из кувшина воды и подал ей кружку. — Никуда не уходи, сгоняю за чем-нибудь съестным.
— Да куда я уйду! Для меня даже встать — подвиг.
Так и тянуло спросить, что за дрянь он ей вколол, но Твин решила пока отложить взбучку — набраться бы сил для начала. Она уселась на койке, подобрав ноги под себя, и уже было обрадовалась, что не так всё плохо, как голова вдруг пошла кругом, а в боку появилась тянущая боль.
Керс вернулся быстро, как и обещал. Весь запыхавшийся, он тащил в одной руке стул, а в другой — маленький котелок с чем-то ароматным. Сглотнув слюну, Твин осторожно придвинулась к краю, пока брат разливал мясной бульон по плошкам. Горячее варево обжигало язык, щипало потрескавшиеся губы, но она жадно выпила всё до дна и попросила добавки, а после второй порции, наконец почувствовав в животе приятное тепло, с блаженным стоном откинулась к стене и внимательно посмотрела на притихшего Керса:
— Ну и где мы?
— В Исайлуме. Можешь расслабиться, здесь безопасно.
— Я так и подумала. А ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он с виноватой улыбкой потёр затылок:
— Прости, сестрёнка, так нужно было.
— Да ну?! — Твин испытывающе смотрела на него. — Я жду объяснений, и лучше бы тебе начать с того, где Слай.
Друг нервно заёрзал на полу и отвёл глаза, над переносицей появились две глубокие складки. Твин прекрасно понимала, что это значит: Слай снова вляпался в какую-то неприятность.
— Хватит, Керс, говори, как есть! Что ещё вытворил этот плут?
Он молча сел рядом на кровать, положил руки на колени, как нашкодивший малёк, и сцепив пальцы в замок, уставился на что-то в углу. Вёл он себя крайне странно, и Твин вдруг ощутила гнетущую тоску, будто вот-вот услышит что-то страшное, о чём и подумать бы побоялась.
— Твин, слушай…
— Он в плену? Его схватили? — от волнения даже дыхание спёрло. Тогда это всё объясняет: вот почему Слай не пришёл за ней, вот почему Керс избегает её взгляда.
— Поверь, я бы всё отдал… — сдавленно произнёс друг. — Я не хотел его там оставлять, понимаешь? Похоронить хотел, но не дали…
— Нет… нет, — Твин замотала головой. — Ты что несёшь! Это не смешно. Где он, Керс? Что с ним?
— Мы попали в засаду. Слай вытащил твоего отца из-под пуль, но сам… Прости меня, сестрёнка, я не мог ничего сделать. Ранили в шею, кровь не останавливалась, я пытался его спасти…
Керс говорил и говорил; Твин слышала его голос, но слова слились в сплошной фон, а в голове гулким эхом повторялось раз за разом: «Пытался спасти… Пытался спасти…» и так до тех пор, пока до неё не дошёл смысл этой фразы. Наверное, если бы ей разорвали грудную клетку и вытащили ещё трепещущее сердце, то и тогда бы не было так больно. Внутри словно орудовала ледяная лапа, разрывала и смешивала внутренности, скоблила рёбра стальными когтями. Перед глазами поплыло, и горло сдавило невидимой удавкой.
«Дышать! Не могу дышать!»
Вдох, другой — бесполезно. Жадно хватая ртом воздух, Твин начала остервенело скрести ногтями своё горло.
— Жжёт! Жжёт! — она задыхалась, хрипела, раздирала кожу в кровь.
Внезапно что-то крепко сковало её запястья. Что-то сильное и тёплое, живое. Так обнимал её Слай, только он так мог… Точно, как она сразу не догадалась! Он здесь, рядом, просто подшутил над ней, это в его духе. Но как же больно, мать его!
— Твин, остановись! — донеслось приглушённо. — Хватит, прошу.
— Жжёт… Помоги мне, Слай, очень жжёт! — вдохнуть получалось раз через три, и то мучительно больно. Казалось, её заставили залпом выпить кружку кипятка, настолько горело всё изнутри.
— Тише, тише, сейчас пройдёт.
— Мой Семидесятый… Мой Семидесятый… — шёпотом она звала его, и боль отступала с каждым звуком его номера. Слай рядом, он здесь, всё хорошо. Всё хорошо…
— Дыши глубже. Вот так, умница. Ты сильная, сестрёнка, ты справишься.
Сестрёнка? Нет, Слай никогда её так не называл. И голос… Это не его голос!
— Сла-ай! — она взвыла, взвыла громко, отчаянно, раненым зверем. Она выкрикивала его имя вновь и вновь, выкрикивала так, чтобы он услышал её там, в Землях Освобождённых, услышал и вернулся за ней. Он же обещал, что никогда её не бросит!