В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Много воды утекло, прежде чем согласованный всеми проект комбината был представлен на праведный суд. Его вершил заказчик и подрядчик в одном лице – ЦК КП Белоруссии. Для нас это не было неожиданностью. Уникальный промышленный объект имел особо важное политическое и экономическое значение для республики.

Все институты, работавшие над проектом, были заранее оповещены о предстоящем рассмотрении проекта на высоком уровне. Архитектурно-строительный раздел был усилен большим количеством демонстрационного материала и наглядными объемными макетами. Я вошел в список приглашенных в качестве докладчика. Главный архитектор, несмотря на больший авторитет, опыт и известность, физически не мог выступить на таком волнующе-высоком уровне. Он меня напутствовал уверенностью, что не ударю лицом в грязь.

В огромном актовом зале здания ЦК КП Белоруссии собралось большое количество представителей заинтересованных сторон. Был установлен жесткий регламент выступлений и их последовательность. Макеты и крупномасштабный демонстрационный материал красовались в центре общей экспозиции. Она изобиловала схемами, диаграммами и таблицами технико-экономических показателей.

Секретарь ЦК КП Белоруссии Машеров

В назначенное время длинный стол президиума на высоком подиуме заполнился представителями правительственных и партийных органов республики. Признаться, я никого не знал. Мне все они показались на одно лицо – холеными, самовлюбленными, уверенными в себе манекенами. На мой взгляд, из общей массы выделялся своей харизмой (хотя тогда такого слова не употребляли) сидящий в самом центре председательствующий. На мой вопрос сосед рядом ответил:

– Это первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Петр Миронович Машеров[87].

Впервые я услышал эту фамилию во время групповой поездки в Брест при осмотре многострадальной крепости. Поездка совпала с пятнадцатилетием начала войны. По словам экскурсовода, в качестве первого секретаря Брестского обкома партии Машеров много сделал для восстановления пограничного города и превращения крепости в музей. Заодно она коснулась необыкновенных человеческих качеств партийного лидера. Помню, как меня поразило неожиданно теплое отношение к Машерову. Таких слов по указке не говорят. Не без оснований у меня сложилось настороженное отношение к людям, которые посвятили себя политике. Ведь, как правило, политика – это не профессия, а очень выгодное занятие.

Вспоминается блестящий афоризм: «Политик – это человек, который говорит одно, делает другое, а думает третье, имея в виду четвертое. И все это – на благо народа ради собственной выгоды». Хотя, конечно, каждый человек в своей жизни так или иначе выступает как политик…

С первых слов Машеров поразил меня неординарной манерой держаться и говорить. Отсутствовал высокомерный партийный пафос. Не было набивших оскомину призывных, как дешевые лозунги, слов. Лицо озаряла открытая, добрая улыбка. Он просто говорил о деле со знанием дела.

Я невольно проникся к нему глубочайшим уважением. После обсуждения проекта, уже во время банкета, он подошел к нашей небольшой группе. Запомнились его слова, произнесенные под звон бокалов:

– Мне очень понравился проект нового города и комбината. Думаю, люди останутся довольны. Здесь будет удобно жить и работать. Спасибо вам!

Спустя годы я снова услышал о Машерове из уст Леонида Левина – автора монумента «Хатынь». Мы с ним, в числе отфильтрованных и проверенных архитекторов, через узкую щель в железном занавесе попали в Америку. Во время прогулки в Нью-Йорке по фешенебельной Пятой авеню мы остановились у статуи Атланта перед зданием Рокфеллеровского центра. Указывая на скульптуру, мой коллега задумчиво произнес:

– Если бы не белорусский «Атлант», не было бы монумента «Хатынь».

Чтобы развеять мое недоумение, он пояснил:

– Когда рассматривались самые разные варианты «Хатыни», комиссия склонялась к банальным памятникам. Единственным, кто поддержал и одобрил идею нестандартного монумента, был именно Машеров. Он, как истинный Атлант, сумел его отстоять.

Так уникальная идея, осуществление которой висело на волоске, все-таки воплотилась в жизнь. Восторжествовал тандем мудрого правителя и талантливого зодчего.

Гибель Машерова была покрыта мраком политических интриг[88]. Я воспринял ее как личную трагедию, как потерю близкого человека.

После успешного завершения проекта уникального комбината мне предложили взять на себя функции главного архитектора института. Но… окончательный выбор уже был сделан. Даже успех на поприще горной химии не заставил меня изменить мнение. Специфически узкая специализация не сулила интересных перспектив.

Статус главного архитектора