В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

– Как покупатель, так и слушатель, тем не менее, всегда прав. Аудитория аудитории – рознь. Бывают глупейшие проколы и у опытных лекторов. К примеру, в тот же Глазов мы направили известного экономиста. Его засыпали многочисленными вопросами. И этот умнейший ученый брякнул во всеуслышание: «Больно много вы хотите услышать за те гроши, которые мне платят за лекции». После такого непростительного заявления мы вынуждены были с ним попрощаться.

Американская тема являлась самой востребованной. В то же время здесь легче всего было проколоться. Поэтому даже матерые лекторы, побывавшие в Штатах, наотрез отказывались «скользить по острию ножа». Проще было тем, кто красноречиво и доходчиво пересказывал увиденное, безнаказанно добавляя ложку меда в бочку дегтя. Я нашел удобную и дипломатичную форму уходить от опасных вопросов. К примеру, меня просили поделиться своими впечатлениями о США представители органов государственной безопасности. Люди с погонами полковников (и даже выше!) с нарочито добрыми улыбками говорили примерно одно и то же:

– Нам можно доверять: расскажите, пожалуйста, то, что вы не рассказываете широкой аудитории.

Такие подкупающие, сладкие слова сразу заставляли меня быть настороже. В сущности, они были рассчитаны на доверчивость или наивность лектора. Для подобной категории слушателей мой ответ был предупредительно-вежлив:

– Мое выступление не выходит за рамки общих и профессиональных впечатлений о городах, традициях и людях Америки. Любую другую информацию, как и вы, черпаю из наших официальных внутренних источников.

Более раскрепощенно я разнообразил досуг отдыхающих в своем любимом пансионате «Березки» на берегу Пироговского водохранилища (он относился тогда к системе Госстроя Союза). Была возможность приобретать семейные путевки, включая родственников и друзей.

Временами из Финляндии приезжали сестра с мужем, дополняя наше дружное веселое сборище. Особенно всем нравился отдых в зимнее время. Лыжные броски по просторам огромного водохранилища, вдоль канала и по окружающим лесам омолаживали душу и тело. С быстроходом Матти, за которым я едва успевал, мы уходили далеко вперед от медлительной женской группы. Вечером вместительный зрительный зал заполнялся отдыхающими. Один-два раза в неделю я делился путевыми впечатлениями. За пультом диапроектора восседал неотразимый Михаил Немировский. Он входил в состав нашего общего родственного клана. Устраивались у нас и веселые посиделки. Роль тамады, как правило, выполнял остроумец Игорь Гурбанов – муж Милы, двоюродной сестры, той самой, в доме которой произошло мое знакомство с Доритой. Так продолжалось много лет, пока не рухнул «железный занавес» и жизненные обстоятельства не разбросали всех по белу свету.

В один из традиционных зимних заездов в пансионат мы, всей гурьбой, пошли на лыжную прогулку. Навстречу, с крутой горки, с визгом неумело неслась девушка. Я попытался ее перехватить, чтобы удержать от падения. Со всего маху она навалилась на меня. Мы со смехом грохнулись в сугроб. Но когда поднялись, мне было уже не до смеха: невыносимая боль в правой руке, висевшей как плеть. К счастью, среди лыжников оказался врач-травматолог. Он ловко вправил руку, хотя определил сильнейшее растяжение с подозрением на разрыв сосудов. Позднее выяснилось, что с сосудами все нормально. Однако рабочая правая рука долгое время после этого доставляла мне сильный дискомфорт. Физиотерапия оказалась малоэффективной.

Болезнь и кончина мамы

Настораживало состояние мамы. Она миновала семидесятилетний рубеж. Сохранила завидную для этого возраста подвижность и подтянутость, в отличие от расплывшихся вширь сверстниц. Однако ее ожидал страшный диагноз – онкология. Даже назвали предельный срок жизни – полтора года. В это время меня оформляли в очередную, довольно длительную командировку на Кубу. В связи с непредсказуемой бедой я отказался от заманчивой командировки. По фатальному совпадению безнадежный недуг мамы, как это ни парадоксально звучит, сохранил мне жизнь. Самолет, которым я должен был в назначенный день вылететь на Кубу, при посадке в Гаване потерпел крушение[149]. Об этом лаконично поведали на последней полосе газеты «Правда» и «Известия».

Я пережил тяжелейший психологический шок от наложения одной грядущей катастрофы на другую, не произошедшую за счет первой. Невольно из глубин памяти всплыло схожее событие, связанное с пребыванием в Индии. После переговоров мы возвращались из Калькутты в Дели с пересадкой в Бомбее. Рейс задержался на несколько часов. Едва мы, опоздав, прилетели в Бомбей, как были ошарашены известием, что наш пересадочный самолет разбился на пути в Дели. Мы испытали сильное потрясение. По счастливой случайности удалось проскочить хрупкую грань между жизнью и смертью. В благодарность в Дели, в храме Лакшми, мы зажгли свечи.