В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Недалеко от памятника отдыху царя находился еще один объект пристального внимания мальчишеской ватаги – самая древняя на Полтавщине одноглавая Спасская церковь[9]. В те годы борьба с религией стала частью государственной политики. Воинственно настроенные безбожники и несмышленая молодежь стремились поскорее разрушить как можно больше «культовых построек». Белоснежные плоскости стен Спасской церкви покрывали шрамы от сбитой штукатурки – результат самовыражения современных варваров. Непристойные надписи дополняли эту безрадостную картину. Трудно было поверить, что менее ста лет назад ветхая церковь была восстановлена за счет сбора народных средств по призыву царя Александра II и поэта Жуковского… Нас же привлекала возможность проникнуть внутрь через отверстия в изуродованных оконных проемах, а затем в подземелье. Мы мечтали о вознаграждении за сдачу ценных находок в местный краеведческий музей или об их продаже с рук. И заранее предвкушали, сколько разных сладостей сумеем купить на вырученные деньги. Но, как правило, сладкие мечты не осуществлялись. Завалы, мрак и мистические звуки внутри нас отпугивали.

Ходили также легенды, одна страшнее другой, о переплетениях под всем городом бесчисленных подземелий и катакомб. Но доступ в них был под жесточайшим запретом.

Еще оставались летние развлечения в виде налетов на фруктовый Архимандритский сад и арбузные бахчи в пригороде Свинковка. Купание в быстротечной Ворскле совмещалось с вылавливанием ужей на ее заболоченных участках. Любимым развлечением были походы на таинственную монастырскую гору, окруженную высокой железнодорожной насыпью и большим городским кладбищем.

Лето и вольная жизнь во время каникул пролетали быстро. Для всех родителей начиналась лихорадочная пора поисков дефицитной школьной одежды, обуви, а также учебников, тетрадей и прочей атрибутики.

Мои первые школьные годы совпали со страшным Голодомором[10], который охватил богатейшую по продовольственным возможностям Украину. В памяти навсегда отпечатались жуткие картины безысходной массовой трагедии голодающего населения. Ошалевший город был наполнен слухами о многочисленных случаях людоедства. Люди съедали все, что переваривал желудок. Растения и травы, которыми так богат украинский чернозем, превращались в эрзац-салаты. Самой «деликатесной» едой была «макуха» – брикеты жмыха подсолнечника.

Голодные годы ощутимо повлияли на мой характер и привычки. На всю жизнь выработалось подсознательное стремление ограничивать разумными пределами свои желания и слабости.

Появление сестры

Трагизм и тяжесть тех лет смягчались теплой атмосферой в семье и родительской любовью. Отец был необычайно мягким и добрым человеком, несмотря на внешнюю сдержанность и немногословность. Он, его средний брат и сестра на момент моего рождения представляли остаток некогда большой семьи. Ее глава, мой дед, был до революции владельцем небольшого букинистического магазина. От него нам в наследство и досталась внушительная библиотека, которую я читал и перечитывал от корки до корки. Из пяти братьев трое погибли в годы Гражданской войны. Отец добровольцем вступил в Красную армию. К счастью, остался жив. Он обладал красивым баритоном и отменным слухом. Дома, после работы, поужинав, он садился на большой диван, отчитывался маме о событиях истекшего трудового дня. Затем перечитывал газету «Зiрка (Звезда. – Д. Г

.) Полтавщины». Как бы «под занавес», перед сном, он успевал тихо напеть какую-нибудь любимую мелодию.

Стержнем маленькой семьи всегда оставалась мама. У нее был цельный, твердый, неподкупный характер. Она никогда не кривила душой. Чтобы пополнить скудный семейный бюджет, в промежутке между хозяйственными заботами она шила и перешивала женскую одежду на машинке известной фирмы «Зингер». Обладая хорошим вкусом, мама украшала интерьер нашего однокомнатного жилища в коммуналке красивыми занавесками и покрывалами. Я дополнял создаваемый ею провинциальный уют своими рисунками, которые развешивались в простенках между окнами в несколько рядов.

С рождением сестренки, которую нарекли Яной, в семье исчезли свободные просветы даже в выходные дни. Еще острее ощущалась бытовая неустроенность. Увеличилась потребность в воде. Ее жильцы дома таскали в оцинкованных ведрах из общей колонки, расположенной довольно далеко. Особые неудобства вызывало отсутствие цивилизованных отхожих мест. Наш дом размещался в жилом районе недалеко от центра города. Рукой подать было до Соборной площади, Спасской церкви, памятника отдыха царя. Тем не менее канализация отсутствовала не только в нашем квартале, но и в других густонаселенных районах города. Отхожее место в виде примитивного дощатого сооружения «сортирного зодчества» над огромной выгребной ямой размещалось в укромном углу большого двора. Зона смешения специфических запахов с чистейшим полтавским воздухом была постоянна, хотя меняла границы в зависимости от направления и силы ветра.