В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Часть учеников класса громко заржала. Потом наступила зловещая тишина. Учителя переглядывались. Гася Иосифовна тихим голосом сказала, обращаясь к ним: «Пробачьте» («Извините»). Лицо ее выражало растерянность и огорчение. Жестом тоненькой руки она усадила меня за парту. Дальше вызывала девочек-отличниц, которые отменно декламировали стихи Тычины и смягчили общую обстановку. Мальчишек больше не спрашивала, видимо, опасаясь новых проказ. Я понял, что в очередной раз перегнул палку. Мое сознание еще не до конца воспринимало степень риска за излишнюю болтливость и неосторожные высказывания в этот зловещий период. Даже дерзкий мальчишеский выпад в адрес высокопоставленного народного поэта мог обернуться непредсказуемыми последствиями.

На следующий день после моей выходки ко мне на большой перемене подошла Гася Иосифовна. Она не вспоминала вчерашний инцидент. Я навсегда запомнил ее слова, сказанные с каким-то тревожным теплом: «Будь осторожней. Думай, что говоришь. Не подводи своих близких. Я всех вас люблю, и меня очень беспокоит ваше будущее. Пусть грядущие беды обойдут вас стороной». Думаю, ее мудрость, житейский опыт и дар предвидения высветили мрачную картину надвигающихся событий ближайших лет.

Курьезный, непреднамеренный и глубоко огорчивший меня конфликт произошел с преподавателем физкультуры. Я очень охотно ходил на его занятия. На них мои мозги, которые и в учебе не сильно мной перенапрягались, отдыхали в полной мере. Подтягивания и вращения на турнике, отжимания от пола и другие физические упражнения давались мне легко. Здесь я был не отстающим, а одним из передовиков. Даже попал в число перспективных учащихся, которых собирались послать на городские соревнования.

Моим напарником по занятиям физкультурой был Иван Глоба (по кличке Глыба). Природа наделила его не по возрасту большой силой. Все учащиеся школы опасались с ним связываться. В драках и единоборстве он всегда выходил победителем. Учился старательно, но школьные науки давались ему с большим трудом. Физическая сила сочеталась в нем с неуклюжестью и неповоротливостью. Ловкость и быстрота реакции проявлялись у него только во время поглощения большого количества еды. Замедленные движения на занятиях физкультурой вызывали у преподавателя насмешливые, подчас унизительные замечания в его адрес. Чувствовалось, что у них взаимная неприязнь.

Фамилия преподавателя звучала не очень благозвучно – Бибик. Он был небольшого роста, худощав, быстр в движениях, как и подобает спортсмену. Полный антипод громиле-ученику. Голос был командный, резкий, лающий. Выпученные глаза, взъерошенные волосы, бордовый оттенок вздернутого носа с резко очерченными ноздрями подчеркивали непростой характер. Шепотом, чтобы до него не дошло, его обзывали «Бобик» – почти в унисон с настоящей фамилией. Ходили слухи, что Бибик-Бобик неравнодушен к спиртному. Цвет носа, казалось, подтверждал эти подозрения. При близком общении на занятиях от него исходили иногда непривычные для школьной атмосферы ароматы, напоминавшие то ли самогон, то ли украинскую горилку.

Однажды на большой перемене ко мне подошел Иван. Оглянувшись вокруг, тихо произнес:

– Слушай, ты ведь сочиняешь стишки. Помнишь «Чижика-Пыжика»?

– Ну, сочиняю, а при чем здесь «Чижик-Пыжик»?

– Понимаешь, я тоже решил сочинять. Для начала я переделал «Чижика-Пыжика». Вот, послушай: «Бибик-Бобик, где ты был, на Подоле водку пил». Ну как? А дальше целый день выкручиваю мозги. Ничего не получается. Помоги.

Я был в нерешительности. Мне не хотелось обижать учителя, которого я уважал и даже слегка побаивался. В то же время привычка сочинять вредные стишки сразу нашептала мне концовку «талантливого» начинания Ивана. В завершенном виде она звучала так:

Бибик-Бобик, где ты был,На Подоле водку пил,Запил водку молоком,Пришел в школу молодцом.

Иван заржал как конь. Но клятвенно принял мои условия, что все это останется при нем. В случае же провала он сразу признает свое авторство. Я не мог представить, что Иван с жестокой бессовестностью нарушит свое обещание и буквально на следующий день эпиграмма станет достоянием всей школы. Когда я, захлебываясь от гнева, уличил Ивана в гнусном предательстве, он со злорадной насмешкой ответил:

– Ты сам все расплескал. Я здесь ни при чем. Выкручивайся как умеешь. Сочинительство полностью твое, я к нему не имею никакого отношения.

Наша дружба нарушилась всерьез и надолго. Отношения немного восстановились, когда жертвой массовых арестов оказался его отец – единственный кормилец многодетной семьи. Но прежнего доверия уже не было, хотя мы к тому времени повзрослели и другими глазами смотрели на прошлые обиды.