В тени восходящего солнца

В Москве квартиру Юркевич посещает бывший Секретарь Японского посольства. Юркевич враждебно-настроен (так в документе. —А.К.) по отношению к Сов. власти, высказывает мысль о том, что убийство т. Кирова было совершено на почве ревности, так как жена убийцы работала секретарем Кирова.

Юркевич ведет подозрительный образ жизни, квартира его часто посещается неизвестными лицами. Юркевич подозревается в японском шпионаже.

На основании изложенного и приказа НКВД СССР за № 00593 от 20/09—37 г. Юркевич подлежит аресту»[131]

. Подписали справку капитан госбезопасности Сорокин и старший лейтенант Вольфсон.

Снова складывается впечатление, что чекисты арестовывали не на основании каких-то доказательств, хотя во всех постановлениях писали стандартное «полностью изобличен», а руководствуясь совокупностью директив, подозрений, несоответствием обвиняемого общепринятым классовым показателям, доносами. Собственно, так оно и было: я проштудировал все следственное дело Трофима Юркевича от первого слова до последнего, но, кроме упоминания в «Справке об аресте», не нашел больше ни одного упоминания об убийстве Кирова. Скептические высказывания Юркевича по этому поводу стали известны явно от кого-то из его ближнего окружения, а биография получена из «учетных органов». Первый протокол допроса датирован 25 марта. К тому времени большинство «фигурантов» его дела: Василий Ощепков, Владимир Плешаков, Николай Мацокин, Петр Гущо, Григорий Горбпггейн, Николай Овидиев, Тэруко Бирич (возможно), Константин Феклин и Константин Харн-ский—были арестованы и почти все уже расстреляны. Причем об их судьбе Трофим Степанович знал довольно точно.

Из протокола допроса Т.С. Юркевича от 25 марта 1938 года:

«Вопрос

: Вы арестованы за разведывательную деятельность на территории СССР в пользу Японии. Признаете ли себя в этом виновным?

Ответ: Да, признаю, что я до момента ареста занимался разведывательной деятельностью в пользу Японии (подпись).

Вопрос: Когда вы были завербованы для разведывательной деятельности?

Ответ:

В 1929 (подпись).

Вопрос: Кем были завербованы?

Ответ: Ощепковым Василием Сергеевичем (подпись).

Вопрос:

Кто такой Ощепков?

Ответ: Ощепков Василий Сергеевич, агент японской разведки, в 1937 арестован органами НКВД в Москве (подпись)[132]».

Всего через два дня Юркевич изменит свои показания и будет утверждать, что его завербовал японский инженер Суйяма, а в это время во Владивостоке бывший начальник Юркевича Н.П. Овидиев рассказывал следователю, что это он завербовал Юркевича и не в 1929, а в 1933 году. Но это потом. Пока же следователю Вершинину нужно было первое признание, и он добился его от обвиняемого — в буквальном смысле слова. На странице 7 следственного дела — обычные вопросы о биографии арестованного, ответы, заверенные подписью: «Юркевич». На обороте: процитированный выше отрывок и пять подписей обвиняемого, лишь одна из них отдаленно напоминает роспись на 7-й странице. Остальные — по мере заполнения протокола — все меньше и меньше походят на записи, сделанные взрослым человеком. Сначала это уже шаткое, обрывистое, но еще понятное «Юркеви...», потом дрожащее, расплывающееся «Юрке...», затем краткое «Ю...» и, наконец, еле видное, нацарапанное дрожащей рукой, все состоящее из отдельных тонких палочек и расползающееся на две строки «Юрк...». Что было там, в камере для допросов, что произошло с этим взрослым, но, вероятно, сломленным еще в прошлый арест человеком, бывшим кавалерийским офицером и больным туберкулезом доцентом-лингвистом, мы можем только гадать, зная, по другим источникам, способы проведения допросов в НКВД. А. Хисамутдинов опубликовал рассказ одного из обвиняемых по делу «вредителей в Дальневосточном университете»: «Я лежал в тюремной больнице с арестованным Романюком из Тернея, который рассказывал мне, что во время допросов у Хренова последний посадил его задним проходом на ножку стула, продавил его, и ножка прошла через задний проход и вышла в живот. Романюк и сейчас жив, но он калека, он просил отравы, чтобы скорее умереть. Мимо меня проходило много жертв Мочалова (начальник отделения) и их группы. Арестованные рассказывали, что Хренов допрашивал их в пьяном виде. Мочалов—это садист, он жаждал крови, он отрывал людям семенники. Серебряков говорил мне, что Мочалов вставлял ему в задний проход штепсель и говорил при этом, что не вытащит штепсель до тех пор, пока не закипит у него»[133].