В тени восходящего солнца

Как следует из показаний самого Владимира Плешакова, он родился в 1892 году в семье крестьянина-середняка, но, скорее всего, в семье казака в г. Баку. Почему именно казака? На это соображение наводит тот факт, что как раз казаков, а не русских крестьян в конце XIX века в нефтяной столице Закавказья было более чем предостаточно. Профессиональных военных казна и богатые промышленники привлекали тогда для охраны нефтяных месторождений и многочисленной русской колонии в Закавказье. Как ни удивительно, но и сегодня в Баку живут люди с фамилией Плешаков — возможно, дальние родственники нашего героя и, во всяком случае, потомки того же большого казаьчего рода. Наконец, именно выходцев из казачьих семей рекомендовало на обучение в Токио военное командование Заамурского округа пограничной стражи. Отец же Плешакова — Дмитрий Яковлевич — отправился на строительство и охрану КВЖД в 1900 году, осел в Харбине, через два года перевезя туда семью. Владимир в 1904 году окончил там начальную школу и успел два года проработать в железнодорожных мастерских, прежде чем был отобран военным командованием для обучения на переводчика с японского языка в Токио. Получается, что в семинарию он попал одним из самых опытных подростков, успевшим и поучиться, и поработать, хотя и остальных «казачат» и сахалинцев белоручками назвать было никак нельзя.

О жизни Владимира Плешакова в семинарии нам ничего не известно, за исключением двух упоминаний о нем в разных источниках. Первый: известная статья в журнале «Сэйнэн» («Юношество») за 1907 год. Возможно, что упомянутый там «Персяков Владимир — сын музыканта» с учетом японского произношения и транслитерации и есть Владимир Плешаков. Что же касается разницы в социальном происхождении, то здесь тоже возможна путаница. Например, соученик Плешакова Исидор Незнайко был сыном ротного трубача, то есть одновременно и сыном казака, и сыном музыканта. Спутал японский корреспондент их или нет, или, может быть, отец Плешакова тоже был каким-нибудь «ротным трубачом» — неизвестно, но, во всяком случае, семинарист Персяков больше не фигурирует больше нигде. Второе упоминание о Плешакове — в дневнике святителя Николая Японского — тоже выглядит несколько странно и даже загадочно: «Был на экзамене в Семинарии в младшем классе, где 24 учащихся, по Священной Истории Ветхого Завета. Отвечали хорошо. Из русских младшие 5 учились с ними; отвечали плоховато, кроме младшего Плешакова»[136]

. Исходя из текста, логично предположить, что Плешаковых было как минимум двое: старший и младший. Но так ли это на самом деле? В следственном деле Владимира значится его старший брат Иван, но тому в 1910 году, когда была сделана запись в дневнике, стукнуло уже 27 лет, и обучаться в семинарии он никак не мог. Был ли еще один Плешаков? Пока это неизвестно, но вряд ли. Может быть, стареющий автор дневниковой записи просто повторился, имея в виду младшую группу семинаристов? Не знаю.

Известно, что в 1912 году «наш» Плешаков окончил семинарию и следующие два года прослужил переводчиком штаба Заамурского округа пограничной стражи. С началом мировой войны молодой переводчик окончил школу прапорщиков (видимо, до этого времени имел чин унтер-офицера, как и Ощепков) и был отправлен на фронт, где в 1916 году стал подпоручиком. Документов о его службе там пока не обнаружено.

С окончанием войны, в 1918 году, Владимир Дмитриевич отправился домой, в Харбин, но доехал только до Омска, где в ноябре того же года адмирал Колчак сформировал свое правительство. Профессиональный военный Владимир Плешаков поступил на службу к Колчаку в качестве офицера-восточника[137]

разведывательного отдела. Эта специальность появилась в России в начале XX века. Офицеры-восточники, которых до революции успели подготовить около 500 человек, были включены в штаты приграничных воинский частей, соединений и войсковых объединений до округа включительно. Эти люди были едва ли не исключительными носителями языка пограничных с Россией стран, специалистами по их вооруженным силам, политике, экономике, географии, лингвистике, археологии, этнографии...

Офицером-восточником был, к примеру, знаменитый путешественник Н.М. Пржевальский. Они внесли грандиозный вклад в сугубо мирное изучение Востока, оставили потрясающее научное наследие, исчисляющееся в тысячах томов исследований по всем возможным областям жизни азиатских стран. Но готовили их все-таки не к гуманитарным исследованиям, а потому основная часть деятельности и наследия по-прежнему засекречена. Относится это и к службе восточников во времена Гражданской войны.