Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, отчего Катя с Артемом отскочили подальше от кухни, как ошпаренные, и скрылись в гостиной.
Тимофеев, пытаясь выглядеть трезвым, надувал губы и смотрел на меня. Он всё еще был босиком и в мокрой футболке, только его волосы вздыбились, как от удара током. Улыбаясь, он попытался их унять, почесывая тыльной стороной ладони.
Я разочарованно покачала головой.
С ужасным грохотом он захлопнул за собой дверь в кухню и почти твердой походкой подошел ближе, почти вплотную. От него разило одеколоном вперемешку с килькой. Над верхней губой, сквозь пробивавшуюся щетину, виднелись красноватые корочки — усы от соуса. К подбородку пристала хлебная крошка. Выглядело это, мягко говоря, забавно. И пахло так себе.
Я выпрямилась, заглядывая в его замутившиеся глаза.
— Саша, ты знаешь, — растягивая слова, начал он.
— Что? — озадаченно спросила я, освобождая руки, чтобы успеть поймать его.
Мне показалось, что он не совсем владеет собой. Точнее, пьян, как Харатьян, только старается не подавать вида.
— Во сне, — он оперся одной рукой на кухонный гарнитур, — я слышу твой голос.
— Правда? — улыбнулась я, заглядывая в его полузакрытые глаза.
— И я хочу вернуться в «Старую пристань». — Он замер. Казалось, что ему трудно устоять на ногах. — Греться горячим глинтвейном и просто держать тебя за руку.
Я чувствовала его дыхание и продолжала пристально смотреть, замерев, не отрывая ни на секунду глаз от его губ. Воздух меж нами накалился и словно застыл.
В следующую секунду он вплел пальцы в мои волосы и осторожно тронул мои губы поцелуем. Легко и чуть ощутимо. Я закрыла глаза. Мне понравилось это нежное прикосновение.
Внезапно он остановился и посмотрел на меня.
Я открыла глаза. Пауза длилась не дольше секунды. Настойчиво обхватив мою талию, Тимофеев с силой притянул меня к себе и вновь впился губами. Поцелуй получился горячим, страстным и в то же время невероятно трепетным. Я прижалась к нему грудью, и это объятие было очень возбуждающим. Биение его сердца обволакивало меня так, словно это было мое сердце. Кровь закипела в жилах, голова начала кружиться.
На пике чувств, когда тело было готово взорваться, а пульс уже звоном отдавался в ушах, он отстранился, чтобы вновь посмотреть на меня. Моё лицо горело, обожженное его щетиной.
Ласково проведя по моим губам подушечками пальцев, он шумно выдохнул:
— Прости… я не могу.
И рухнул к моим ногам.
В панике опустившись на колени, я поняла, что сыщик Тимофеев уже спит сном младенца. Положив его голову себе на колени, я присела на пол. Он зашевелился во сне, перевернулся на бок и поджал ноги. Его лицо было расслабленным и умиротворенным, тело горячим и таким уютным.
С полминуты я любовалась им, а затем улыбнулась, прижав руку к губам. Во рту еще ощущался необыкновенный вкус его поцелуя. Сладкий, горячий, приятный.
И не беда, что с привкусом кильки.
20
Мне трудно перепутать с чем-то другим это чувство. Ощущение неприязни, бессильной злобы на весь мир. В попытке раскрыть глаза на рассвете, ты уже знаешь, что пришел этот самый день. День пандемического неприятия окружающих, граничащего с ненавистью ко всему человечеству.
Не успел оторвать голову от подушки, как тебя уже раздражает всё происходящее, даже если ты один в пустой комнате на Земле Санникова за Полярным кругом.
Бесят, просто выводят из себя, хотя их нет рядом и ничего еще не сделали. Кто? Не знаю.
Все!
В такие дни я просто ненавижу людей. Мне плохо с ними, они мешают мне слушать мою внутреннюю тишину.
Если есть возможность, в такие дни я ни с кем не вижусь, и это меня ни капли не тяготит. Я назвала бы это приступом острой интроверсии, вызванным потребностью уйти ненадолго в себя. Слышу, что на площадке открывается соседская дверь, замираю с кружкой в руке и не двигаюсь, чтобы избежать нежелательных контактов. Радуюсь, что отменились планы на совместный поход в кино или по магазинам с подругой. Говорю, что занята все выходные, на самом деле просто провожу это время на диване в позе улитки.
Звонит телефон — не беру трубку, причин не могу объяснить даже самой себе. Просто в голове срабатывает сигнал «только не сейчас». И это помимо того, что по жизни я всегда предпочитаю звонкам переписку.
У людей, подобных мне, обычно мало друзей. Конкретно я могла бы иметь десятки, но осознанно сделала свой выбор в пользу одного-двух. Мне было легко отказаться от такой непосильной ноши. Ведь в друзей нужно вкладываться: подпитывать их регулярным общением, систематически проводить определенное количество времени вместе. И такая схема не предполагает твоего права на добровольное одиночество. Со временем совместные походы на вечеринки или в кафе начинали превращаться для меня в ненавистные обязанности. Обычно так и выходит, если человек, считающий себя твоим другом, не догадывается сделать паузу.
Долгие годы постепенного познания себя привели меня к выводу, что я определенно слеплена из какого-то другого теста, нежели остальные люди. Но так ли это ужасно?
Не стала бы с ходу вешать клеймо, ведь тут важен аспект восприятия.