Конечно, отныне ни я, ни Антуанетта Блудова не считали себя больше постоянными обитательницами Зимнего дворца. В один прекрасный момент могло произойти все, что угодно, и мы молчаливо готовились к этому. Если мы еще оставались там, то у каждой из нас были веские причины не устраивать преждевременного и, возможно, излишнего скандала. Кроткая и милосердная душа А. Блудовой решительно противилась этому, а я стояла перед препятствиями, которые, мне казалось, невозможно преодолеть. Я была не уверена в нашем будущем, оно выглядело тогда угрожающей черной тенью. Покинуть Зимний дворец и оставаться в Петербурге — об этом не могло быть речи, разумеется. Пришлось бы принудить себя к самой неопределенной ссылке и порвать все связи одним необдуманным решением, вызванным (я хорошо это осознавала) тщеславием и гордыней. Самым большим препятствием для меня была моя Великая княжна. Она вот-вот должна была приехать в Россию, так же как ее братья Сергей и Павел. Кто встретит их в этом печальном доме? Ни в одной комнате их не будут ждать друзья, среди которых они могут облегчить душу. И последний довод был тот, что А. Блудова и я были уверены: Государыня не одобрила бы скоропалительного поступка и не приветствовала бы нашего стремления немедленно стать под знамена протеста и хулы на нашего Государя после того, как в течение долгих лет мы жили его благодеяниями.
Возможно, те, кто любит громкие эффекты, не согласятся со мной, но каждый сверяется со своей собственной совестью, в тайники которой не дано заглянуть никому, а мы были слишком преданы святыне нашей памяти, чтобы позволить себе ранить ее бесчестным расчетом.
Государь, со своей стороны, слишком хорошо знал нас и понимал, чего от нас можно требовать и чего нельзя. Последующие события показали: мы доверяли ему не напрасно. Единственное, что могло меня заставить лететь из Зимнего дворца, как стрела, пущенная наугад, — это коронация княгини Юрьевской, но в то время никто не помышлял о такой возможности, кроме, быть может, Государя, — впоследствии мы убедились, что он обдумывал и это новое для России несчастье; по этому случаю были перевернуты все архивы, содержащие бумаги, касающиеся венчания Петра Великого с Екатериной I, и только смерть помешала осуществиться прискорбному плану.
Было объявлено, что Государь возвращается из Крыма 21 ноября в 8 часов утра. В прежнее время придворные дамы, не сопровождавшие Государыню, имели обыкновение собираться в ее спальне, чтобы поприветствовать Государя по приезде. Теперь же, когда он возвращался не один, все были в большом затруднении, не зная, на что решиться. Не хотелось начинать с демонстрации вражды и ставить его в нелегкое положение в случае, если он будет возвращаться в Зимний дворец вместе со своей новой семьей. Мы обратились за советом к гофмаршалу Гроту. После неоднократных обсуждений было решено воздержаться от выхода. Руководствуясь чувством деликатности и товарищества, я пригласила к себе Бартеневу и уведомила ее о принятом нами решении, дабы мы не оказались разделенными на два лагеря. Я сразу заметила, что она неохотно со мной согласилась и что она рассуждала прямо противоположным образом. Когда Бартенева впервые заговорила со мной о женитьбе Государя. Она выразила свое восхищение тем, что выбор пал на такую очаровательную особу, как княгиня Юрьевская, она расхваливала ее достоинства и добавила, что знакома с ней очень давно.
Как она могла поддерживать с ней знакомство, зная, что та была любовницей Государя?! Я была возмущена ее речами, но сдержалась и только холодно заметила, что не имею никакого представления о Юрьевской и даже не слыхала ее голоса.
Не знаю, поняла ли Бартенева, какое впечатление произвел на меня ее визит. Предположения на эту тему бесполезны — факты говорят сами за себя: впоследствии она была единственной приближенной к новой семье, пользовавшейся милостью, которой другие с ужасом избегали. «По недостатку ума», говорили самые снисходительные. «По недостатку благородных чувств», — добавляли строгие судьи.
После возвращения Государя из любой поездки обыкновенно служился молебен в церкви, на котором мы все присутствовали; на этот раз молебен служили в кабинете Государя в присутствии его новой семьи. Когда архиерей Бажанов, духовник Царской семьи, по обыкновению, вышел навстречу Государю с крестом и Святыми Дарами, Государь сказал, что не успел ему представить свою жену, и закончил великолепным комплиментом: «Вы сами увидите, как она прелестна».
Я была в церкви у обедни, когда мимо меня прошел Бажанов, возвращавшийся после этого свидания. У него было опрокинутое лицо. Он шел нетвердой походкой и, когда подошло время молебна, отказался служить под предлогом внезапного недомогания.
— Отец Никольский обвенчал их, пусть отслужит и молебен, — сказал он.